Гера, прося у Афродиты пояс, вспоминает,
…как Зевс беспредельно гремящий
Крона под землю низверг и под волны бесплодного моря
«Илиада», XIV, 203–204, пер. Н. И. Гнедича. Т. е. Хронос, Время! бывшее в открытом пространстве и царившее явно и нестрашно, теперь оттеснено и обозлено — и упрятано под кору; и оттуда мстительно свою власть доказывает (т. е. демонстрирует с усилием, а не просто являет). И так как низвержение Зевсом — есть метание перуна, молнии, то есть отсыл луча, последний тянется назад бумерангом, но уже языком пламени; и Время, бьющее сердцем пламя, и есть снедающий нас, как жертву бытию, огонь, и курятся сквозь нас дымы, как из сопок земли, — и возносятся. То есть в борьбе Зевса с Хроносом произошло как бы расщепление огня на свет (что забрал себе Зевс и стал его представителем и пророком в открытом воздушном пространстве) и на тепло, незримую энергию, тайного властителя мира, который именно по типу своей власти должен быть упрятан, сокрыт от глаз, сжат (как вещество в цилиндре в такте сжатия) в закрытой камере земной утробы (Тартар)[29]. А что и в нашем корпусе сердце: Время — Огонь находится, как и Крон: под землей и под водой, — совершенно верно; только нужно «над» и «под» рассматривать не в плане вертикали (как мы до сих пор: внизу земля, потом вода, воздух, огонь), но смотреть на наше тело как на шар. Тогда с какой бы стороны мы ни начали в него проникать: с груди, с ног или с головы, — везде мы, чтобы добраться до сердца, должны будем пройти слой земли (кожа, череп, ребра), слой воды (мышцы, жир, кровь), воздушный пузырь легких[30]
Но Кронос и Хронос — не одно и то же. Тут — вольное толкование. — 18.XI.89
Огнем страдания мой мрачный дух зажжен; (огонь — это «я» — личность, мера; «я» — вертикальный язык пламени)Как ветер, я несусь из края в край вселенной (воздух, душа, дыхание во мне — это идея бесконечности мирового пространства, мирового воздуха, которого я — залив) И горсточкой земли окончу жизни сон (Омар Хайям. Рубай / Пер. О. Румера. — № 85. — М» 1961. — С. 33). Земля — конец, предел внешней формы, так же, как огонь — мера внутренней. Как земля — я горсть: стяжение, тяжелое вещество. И лишь воздух, огонь и вода во мне — изнутри распяливают, разрежают эту горсть, и ее хватает быть рамкой, формой человека
ГОЛОВА
Начнем переход от огня к свету — выход на свет божий. Чтобы выйти, нужны дыры, и, естественно, обителью света будет в нас та часть тела, в которой больше всего отверстий, где наше тело разверзается навстречу миру и впускает его в себя. Такова голова: рот, две ноздри, два уха, два глаза. Во рту тоже разветвляется: пищевод, дыхательное горло, носоглотка- нигде в теле на столь малом пространстве не сосредоточено столько отверстий. Собственно, они есть только в сфере живота (т. е. в шаре жизни): анальное отверстие для земли и передние для вод: мочи и семени1. Правда, через задний проход еще и воздухи-ветры-газы… — но лишь выходят, тогда как через головные отверстия все и выходит, и входит. И в этом смысле как воздух входит и выходит через ноздри, как вода и пища входит и изрыгается через рот, — так и луч входит и исходит из глаза: т. е. глаз не восприемник лишь света, но и излучатель («лучистые глаза»). Итак, голова — универсальный тоннель, для прохождения всех стихий имеет ведомство. И сама она в сжатом виде как бы повторяет туловище, подводит ему итог, его идею воплощает, есть как в музыке кода. В этом смысле голова действительно орган и плоть квинтэссенции — пятой сущности бытия (тогда как четыре — это первоэлементы: земля, вода, воздух, огонь, или корреспондирующие с ними аристотелевы причины: материальная, целевая (энтелехия), формальная и производящая). Чтобы увидеть голову как модель всего тела, надо ее рассматривать как шар (т. е. без верха-низа) и так, как она посажена: где лоб вверху, а борода внизу. С точки зрения стихии земли голова являет просто шар, совершенно простое тело, как атом (атом тоже представляют сферически) и как космос: он тоже — во все стороны от центра (это греки мыслили «срединным термином» и в мысли всегда исходили из центра, а не из сторон и краев — как русские, или начал — как германцы). Голова недаром повторяет устройство земли не как материи и вещества, но ее самостоятельное устройство и организацию во вселенной — как Землю в собственном смысле и с собственным именем: как «земной шар». Так что вполне естественно было и обратно: человеку додумываться до представления, что земля его есть шар: ибо мысль имеет местопребыванием голову, которая сама есть шар, и ей естественно во всем видеть эту форму как основную (атом, электрон, космос, солнечная система, вихрь туманности и т. д.)[31] В черепе, в его устройстве — земля являет свое мастерство, технику высшего пилотажа: все так и крепко и гибко (все кости, пластины, суставы, хрящи) — куда там ногам с их тупым устройством! Голова есть как бы выплавка и состязание стихий, и каждая строит совершенный павильон. Голова и вращается во все стороны на шее, и сгибается, и запрокидывается — в ней наибольшая подвижность и ориентированность во все стороны. Но в голове каждая стихия столько же для себя, сколько и обращена к другой. И земля в черепе столько же обращена внутрь себя (строит себе крепость, утробу), сколько и во вне — к своим соседям: воде, воздуху и свету. Нигде в туловище так не изрезан рельеф выступами, которыми земля задирает остальное бытие: нос, уши, подбородок, лоб, щеки — ими земля и пыжится, кичится: вот, мол, я! — вроде являет свой избыток, а в то же время эти выступы — способы улавливать, захватывать соседние территории-стихии и свидетельствуют о самонедостаточности земли. Недаром с каждым выступом соединена прорва, дыра (с носом — ноздри, с челюстью — рот, с ушами — раковины, со лбом — глаза); так что поймает земля на выступ-громоотвод, намотает — и втянет в отверстие
ВОЛОСЫ
Ту же обращенность к другому, экстравертность являют волосы: они столько же дань, дар земли свету, воздуху и воде, сколько и эгоистическое ее самоумножение: ведь благодаря волосам земля миллионнократно увеличивает свою территорию в миру, свою поверхность, свою кожу, свои улавливатели, щупальцы и радары — и впитывает влагу, воздух и тепло так же, как земля покровом трав и лесов. В волосах и лесах земля вроде легонькая стала: под воздух подделалась, приняла чужой закон, — а на самом деле заполонить мир тщится. Лесом земля вроде тянется к свету, на самом же деле его заслоняет, застит, улавливает: дремучий лес, непроглядная тьма — это антипод солнечных лучей, что струятся сверху; травами же и деревьями земля стремится кверху, в них экспансия земли, и они — черные лучи земли. Но если земля в этих порывах переходит свою меру, ее «за нечестивость постигают эриннии» (перефразируя Гераклита о солнце) — и человек от неумеренных наслаждений (т. е. вторжений телом в мир и его захватов в себя) изнашивается, а земля его лысеет. Хотя опадение волос связано и с многомыслием: когда человек предан свету, тот испепеляет его землю, расширяет себе площадку на голове: сливает лоб (место мысли) с черепом и формирует из верха головы чистый купол неба и солнце. Волосы также опадают от Эроса: когда огневодой сожжен человек. Итак, они — арена борьбы стихий, т. е. символ их связи. Волосок недаром — проводник тока, соединитель, мера (ни на волос меньше). Волос вздымается вверх, как язык пламени; и недаром от ужаса, страха (т. е. стеснения сердца) огонь словно бежит, покидает тонущий корабль и вздымает волосы дыбом и вспучивает глаза (а душу и легкие в пятки отсылает). Волосы и волнятся, как вода, и взлетают, как птицы, крылья, кудрявятся. Волосок — он и лучик. Так что на ветру и на голове у нас непрерывно все стихии беседуют между собой: шелестят и непосредственно сообщают свои мысли и слова — уму, что там же рядом, под коркой, как Крон в Тартаре, притаился
Так что как шелест леса имеет на кронах разговор птиц (и кому дано это понять — всеведением обладает), так и волосами мы сообщаемся с бытием и внемлем «грохоту громов и гласу бури и валов», «и дольней лозы прозябанье…». Потому лысый человек имеет абстрактный, голый, сухой (недаром эти слова от волос: «голый») ум, а художник — чуткий всесторонний сосуд и мембрана — должен быть (и есть) волосат. (Музыкант же, скрипач, лыс оттого, что он на скрипке пилит струну сердца, т. е. языки пламени у самого их корня, — и все спаляет внутренним огнем: недаром и в «Крейцеровой сонате» в качестве воплощенного фалла выступил скрипач.) В волосах голова — как еж в иглах: во все стороны ощетинилась. Волосы сохраняют тепло — равномерную температуру голове, т. е. меру, квант, «я» человеческое. Только здесь то, что было изнутри (тепло внутренней температуры — утробы), развернуто, экстериорировано во вне — и тьма и утроба сверху нас прикрывает. То есть волосы — это теплая тьма, но явленная, вышедшая наружу языком пламени, как темный луч. (Это аналог тому, что пророчило сновидение, которое есть свет, излучаемый теплой тьмой.) Если огонь как язык пламени дает тепло и свет (и до сих пор мы знали темное тепло и просто свет во вне), то в волосе — темный свет (цвет), светлое тепло. В «Науке и жизни» (1966. № 12. С. 69) сообщается об экспериментах американских ученых, исследовавших вопрос: «Может ли человек жить без магнитного поля земли?»
29
Низвержение Люцифера (Светоносного луча, значит) и превращение его в темный огонь, вздымающийся из ада, — библейский вариант той же матрицы. 18.XI.89
30
2. III. 67. У Омара Хайяма прочел точный синтез человека — его состава: Водой небытия зародыш мой вспоен, (значит, верно мы усмотрели в капле, животе — начало человека: жизнь — из небытия)
31
И в этом смысле давно отмечена гомология, т. е. симметрия головы и живота, передних и задних отверстий и органов. Недаром и в сексуальном общении и наслаждении эти выступы и отверстия взаимозаменимы, и можно наложить и совокупить верх одной половины Человека на низ другой. Недаром и в символике и представлении они заменяют друг друга: нос — за фалл (см. гоголевский «Нос») и т. д