Но пришло время, и этот перезревший лунный гнойник сжатого отчаяния лопнул. Спустя двадцать бесконечных лет…
Сигнал бедствия поступил по видеосвязи прямо из караульных помещений «Сателлита».
— Они… — только и успел крикнуть обезумевший офицер, захлопывая шлем скафандра.
По экрану что-то с треском размазалось, и изображение пропало. Динамики донесли лишь надрывный мужской голос: «Если решитесь на бомбардировку, знайте — у нас в заложниках весь персонал тюрьмы… весь живой персонал…»
Через минуту по приказу российского министра обороны на штурм двинулся отряд быстрого реагирования, базирующийся в комплексах космодрома. Через час связь с ними прервалась. Биодатчики всех тридцати двух скафандров перестали функционировать враз.
Из ангаров космодрома один за другим выкатывались иностранные шаттлы и уносились в космос, к нежно-бирюзовому полумесяцу тепла и безопасности, — инвесторы разумно не хотели рисковать своими Учеными и техниками, ведущими разработки на горных карьерах лунных Альп.
Тем временем несколько десятков лунников, воспользовавшись машиной убитых спецназовцев, добрались до космодрома и устроили там резню. Они успели уничтожить несколько кораблей и строений, прежде чем остатки подразделений внутренних войск не перестреляли их.
В суматохе боя кто-то из лунников добрался до радионавигационного центра, и в эфире наступила тишина…
Логически можно было предположить, что теперь основные силы лунников постараются добраться до космодрома и захватить не успевшие стартовать шаттлы. Задержит их лишь отсутствие транспортных средств на территории «Сателлита» и ограниченное число скафандров. Но даже в самом худшем случае около тысячи преступников преодолеют семьдесят километров по Морю дождей за сутки или, может, чуть больше…
Тогда они заберутся в челноки, заставят наших пилотов взлететь, и… сам черт не догадается, что дальше придет на ум зверью, которое двадцать лет смотрело на родную планету со стороны.
Сбивать шаттлы со своими солдатами на борту? Нанести ракетный удар по гнезду бандитов — тюрьме — из космоса, закрывая воспаленные глаза и жертвуя невинным техперсоналом, людьми, у которых на Земле остались семьи? Лишить мудака Ямчина наград? Найти виноватых? Да, пожалуй, найти виноватых — это в первую очередь! Потому как паника охватила уже всю планету…
Ой-ё!.. Желудок провалился куда-то к мошонке и тотчас всплыл, застревая в гортани. Я не сразу понял, что это наступили недолгие секунды невесомости в промежутке, когда корабль уже закончил разгон, но еще не начал тормозить.
Значит — скоро прибудем.
В наушниках раздалось шипение, бульканье и сопение. Я посмотрел налево.
— Le ve’hicule automoteur «Lunokhod»[1]… — пробормотал бледный негр, заметив мой взгляд. — Тошнить… много тошнить…
— Отключите кто-нибудь говорильник этому французу! — раздраженно сказал угрюмый десантник по кличке Минотавр. Чернобородый, с узким лицом и изъеденным когда-то ветрянкой носом, он получил свое прозвище за неровности на лысом черепе, похожие на рудименты рогов, и постоянную озлобленность на весь мир.
— Тошнить… Вчерашний ужин кончаться — опять тошнить… все равно тошнить… — дрожащим голосом изрек представитель ООН.
— Глубоко мыслит, зараза, — сказал молодой десантник Сергей, стараясь отдышаться после перегрузок.
Я глянул на него и усмехнулся: серо-зеленые глаза парня были по-идиотски скошены к переносице — они философски наблюдали за шариком сопли, парящим внутри шлема, в пяти сантиметрах от носа. Невесомость.
— Отключите, — еще раз для порядка буркнул Минотавр, — а то я расистом сейчас стану. Етит твою!..
«2g» — услужливо выдал компьютер…
Краем глаза я заметил, как шаровидная сопля вмиг размазалась по удивленной Серегиной морде. Отрицательное ускорение — начали тормозить…
В следующие часа два значения перегрузок скакали от полуторных до четырехкратных. Плюс приятные всплески невесомости. Скорее всего, мы вышли на стационарную орбиту, совершили виток или несколько вокруг Луны и лишь потом пошли на снижение. Никто из пассажиров не знал, что происходит за бортом до тех пор, пока шаттл здорово не тряхнуло и далекий голос из ЦУПа не подтвердил нашу успешную посадку.
Из рубки вышел капитан, сдвинув брови, осмотрел наши лица и резко приказал выметаться из челнока по столь длинному адресу, что воспроизвести его я бы не взялся. Затем он перечислил легкие недостатки родословной вплоть до четвертого колена всех «вшивых эмбрионов, протирающих собственное филе в ЦУПе» и вынес умопомрачительный по оптимизму вердикт нашей «успешной, мать ее» посадке. Пришлось искренне пожалеть о том, что внутреннюю связь без приказа командира отключить было нельзя, а заткнуть уши, будучи в скафандре, мягко выражаясь, затруднительно. Не знаю, может, этакое вступительное слово капитана при высадке на Луну для старых космических волков и не было в диковинку, но среди нас, понятное дело, таких волков не оказалось, и поэтому даже бывалые, видавшие виды десантники округлили покрасневшие глаза от «торжественного приветствия» людей на спутнике Земли.
— Приборы зафиксировали при посадке нарушение внешней обшивки, — объяснил он после очередной порции отборного мата. — Поэтому лучше будет убраться подальше от корабля во избежание непредвиденных последствий. — Выдержав пристальный взгляд Дениса Дорчакова, он добавил уже ледяным тоном: — Не исключено, что сейчас вся эта херня может взлететь на воздух… Верней, в безвоздух.
Все как-то сразу зашевелились.
Практически пинками выгоняя гражданских во главе с чернокожим французом из пневмокресел, капитан искоса поглядывал, как наше подразделение старается приспособиться к силе тяжести в одну шестую земной.
Первым чуть не прошиб шлемом потолок Минотавр.
— Куда вы меня приперли, скоты?! — раздался в наушниках его истошный рев.
— В аквариум, рыбка ты моя… — Это голос Сашки Берметова. Он воплощает наше военное чувство юмора, отупевшее до предела, но обретающее определенный шарм в свете хронического атавизма. — Покамест не поздно, можешь сам всплыть вверх брюхом!
Сашка, не переставая резво передвигаться к шлюзу, подпрыгнул серым пузом скафандра вверх, наверное, подавая пример всплытия. При этом он нечаянно двинул автоматом мне в стекло шлема, за что получил тычок ногой в спину и, словно большая подушка, вывалился в открывшийся шлюз.
— Опачки, пифи-пафи… — хмыкнул Минотавр.
— Отставить! — прозвучал негромкий голос Дениса Дорчакова.
Суматоха мигом прекратилась, в эфире остались лишь небольшие помехи. Мы стали по очереди выбираться из шаттла и спрыгивать с высоты метров четырех на ровную поверхность посадочной площадки.
Я плавно оттолкнулся от корабля и неожиданно легко встал на землю… нет, это уже не земля. Это чужой мир.
«Внешние показатели:
ускорение свободного падения 1,63 м/с2;
температура +108,6 градуса по шкале Цельсия;
состав атмосферы не определен;
давление 0,000 083 атм.;
влажность не определена» —
сверкнул компьютер зеленоватыми буковками в левом верхнем углу поля зрения.
Наша немногочисленная группа, осторожно отталкиваясь от поверхности, побежала в сторону видневшихся куполов космодрома. В арьергарде представитель ООН и нашего Минюста волокли друг друга в окружении полудохлых технарей.
Позади остался скособочившийся челнок, пропахавший резко выделяющуюся полосу на взлетной площадке. Да, непросто было нашему космическому волку сажать межпланетную посудину без привычной навигационной системы, уничтоженной при первом штурме лунниками.
Я бросил прощальный взгляд на грациозный когда-то корабль… Ему уже не суждено было вернуться домой — на Землю.
Впрочем, нам тоже. Каждый понимал это. По крайней мере — наше подразделение. Насчет гражданских, не знаю, может быть, эти недомерки думали, что на увеселительную прогулку отправляются: последят, чтобы не нарушались права человеков, помогут восстановить какие-нибудь технические штучки-дрючки и — по домам?… Корсары фиговы… Таких придурков не — жалко. Хотя, возможно, я не совсем справедлив. Ведь этих бравых молодцев тоже, наверное, отправили сюда не по собственной воле. Можно быть полнейшим олигофреном, но инстинкт самосохранения штука для сапиенса святая — всегда работает. Именно поэтому я и не собирался заботиться о ком-либо в этом безвоздушном пекле, кроме себя, любимого, и военных интересов нашей команды.