Национальная идентичность имеет свойство сохраняться даже тогда, когда параллельно ей возникает и усиливается наднациональная, в частности европейская.
Многовековое, с середины XVI века, существование России в качестве державы сформировало соответствующий характер ее власти государственности. В отличие от морских империй Англии, Франции, Голландии и др., но подобно османской Турции, Россия практически интегрировала присоединяемые области в «Большую Россию». СССР попытался решить национальный вопрос всесторонней интеграцией окраинных республик с историческим ядром государства и формированием на этой основе «новой исторической общности — советский народ». На международной арене СССР проводил политику «социалистической интеграции» союзников и был центром притяжения стран социалистической ориентации. ЦК КПСС направлял деятельность коммунистических, левосоциалистических партий и национальных движений в большинстве стран мира. Стремление элит РФ играть самостоятельную международную роль в европейском, евроазиатском и глобальном масштабах является производной исторического опыта России и вынесенного из него представления о ее роли в мире.
Идентификационные характеристики той или иной страны на исторических дистанциях не являются постоянными. В XX веке Россия дважды резко изменила свою идентичность — в 1917 и 1991 годах— и осуществила несколько ее корректировок — в середине 1920-х, середине 1940-х и конце 1980-хгодов.
«У России было два реализованных ею выбора: самодержавие и социализм; были два грандиозных сооружения на их основе, и оба рухнули.
Российские либералы утверждают, что фактически с конца XX века Россия стоит перед выбором — либо в Византию, либо в Европу.
Казалось бы, какие могут быть сомнения на сей счет? Какая может быть еще национальная идея реальнее и яснее, чем путь в Европу?
Но российская власть, даже выбрав капитализм, не хочет и не может отказаться от самодержавности, а общество дезориентировано, не организовано, плохо знает, чего хочет. Отсюда — характерная амбивалентность элитного и общественного мнения, межеумочность российской внешней политики, оставляющая Россию в “подвешенном состоянии”».
Мощнейшим фактором самоидентификации России является ее патриотическое сознание. Начиная с Петра Чаадаева, либеральный взгляд на ее историю, как правило, категоричен в выводах: она — предостережение другим народам. Рассуждая таким образом, либералы подрывали свои позиции, но и усиливали оппонентов. Западничество является составной и наиболее прогрессивной частью российской внутри- и внешнеполитической традиции.
Со времен правления последнего царя всея Руси и первого Императора Всероссийского, представителя династии Романовых Петра I Алексеевича, прозванного Великим, Россия являлась составной частью европейской геополитической системы в качестве одной из великих держав и периодически совершала «модернизационные рывки», опираясь на опыт Западной Европы. В XVIII–XIX веках Россия была непременным участником, предполагавшей постоянные многосторонние коалиции в многочисленных войнах, системы баланса сил на Евразийском континенте. Российская элита, сознательно ориентируясь на французские, немецкие, английские образцы, направляла развитие своей страны по западному пути. После разгрома Наполеона император Александр I играл выдающуюся роль на Венском конгрессе в 1814–1815 годах; Россия была вдохновителем и одним из основателей первой постоянной организации управления международными процессами — Священного союза. До Крымской войны 1853–1856 годов русский император был практически единоличным гарантом стабильности и легитимного порядка в Центральной и Восточной Европе. Во второй половине XIX века Россия вновь участвовала в многосторонних дипломатических комбинациях вместе с государствами Центральной и Западной Европы, пока в начале XX столетия она не связала свою судьбу с прото-Западом — англо-французской Антантой. В то же время Россия периодически «выпадала из Европы», прорывы в сближении с которой сменялись во времена Николая I, Александра III и Иосифа Сталина периодами выпадения из нее.