Австро-венгерское командование также имело основания не только для победных реляций, но и для самых серьезных и неутешительных выводов. В конце сентября 1914 г. Конрад еще мог находиться в иллюзии, что проведенный им масштабный отход главных сил австро-венгерской армии является лишь маневром для последующего мощного контрудара, который приведет к аналогичной Марнской победе над истощенной боями и переходами русской армией. К середине октября 1914 г., даже несмотря на активное маневрирование резервами и ряд частных успехов в Польше и Галиции, стало очевидно, что — как и у французов на Западе — вернуть потерянные после первой крупной битвы земли (по крайней мере полностью) не удастся. Это было особенно тревожно потому, что не смогла в этом ничего изменить и достаточно масштабная германская поддержка. Таким образом, Конраду оставалось лишь так же, как и Людендорфу, упорно требовать от германской Ставки масштабных перебросок с запада на восток, а также опасаться эффекта обратного хода маятника — нового русского наступления, которое стало развиваться с конца октября. То, что эпицентр его теперь сместился к северу, было для Австро-Венгрии безусловным плюсом, однако это грозило не менее тяжелыми поражениями и утратой политически важных позиций, в первую очередь столицы Западной Галиции — Кракова. Конрад теперь вынужден был уповать на то, что ему удастся со второго раза добить Сербию и перебросить освободившиеся войска против России; на то, что война с Турцией отвлечет хотя бы часть русских резервов, а их поток наконец-то иссякнет, то есть соотношение сил прекратит ухудшаться; на то, что решающая схватка на Западе окончится с тем или иным результатом, что означало крупные переброски германских войск на восток. В любом случае двуединая монархия вновь нуждалась в затишье и стабилизации фронта, хотя общий баланс был далеко не в ее пользу. Дело было отнюдь не в том, что войска Российской империи демонстрировали безусловное превосходство над солдатами Дунайской монархии — бывало по-разному, — но устойчивость к потерям, в том числе лояльность отдельных соединений, была несопоставима. Еще одного поражения, сравнимого с Галицийской битвой, Австро-Венгрия не могла себе позволить, ни территориально, ни с точки зрения ресурсов.
10 ноября 1914 г. на Русском фронте начался еще один этап кампании, связанный с полуимпровизированным и начатым без согласования с Фалькенгайном ударом в северный фланг главных сил русской армии в Польше со стороны Торна и Гогензальцы. Операция, а тогда еще никто не подозревал, что она станет Лодзинской, была весьма рискованной. Во многом она строилась на необходимости сорвать вторжение русских войск, с трудом пробивающихся по ноябрьским польским дорогам18 вслед за отступившими войсками Центральных держав, в критически важный для их экономики Силезский промышленный район. К этому моменту «бег к морю» уже вышел на финальную стадию, вскоре вспыхнут бои за Ипр, но подведение итогов кампании было далеко не окончено. Фалькенгайн последовательно давал понять, что будет отправлять резервы на восток только по мере определения ситуации на западе, не отказывая в подкреплениях, но и не желая упустить успех из-за отсутствия одного-двух корпусов, как это случилось двумя месяцами ранее. Германские войска на Востоке теперь должны были обойтись лишь прибывающей кавалерией и собственными резервами, точнее теми войсками, которые посчитали «излишними» на других участках фронта.
Надо отдать должное Людендорфу и другим авторам перегруппировки и операции: она могла быть построена только на азарте и на уверенности в том, что русская армия по натуре своей не сможет действовать достаточно быстро, чтобы сорвать переброску войск или начать вторжение в едва прикрытую Силезию еще до того, как ей придется отвлечься на неожиданный удар с севера. Определенные надежды внушали и обещания австро-венгерской Ставки о возможности в скором времени нанести ряд встречных ударов по измотанным преследованием от Вислы и Сана русским войскам. Такую уверенность разделяли далеко не все: германские войска уже отошли за линию государственной границы, ожидая в ближайшем времени атак на поспешно подготавливаемых позициях. Любое успешное наступление русских войск тут же перерезало бы важные магистрали, ведущие из Силезии в Померанию, а это покончило бы с координацией действий и маневрами резервами, не говоря уже о психологических и политических последствиях еще одного вторжения войск Российской империи, да еще почти на берлинском направлении. Австро-Венгрии быстрое продвижение русских армий в Силезии грозило блокадой еще одной важнейшей крепости — Кракова, а возможно, и деградацией системы управления в королевстве Богемия.