1. Западный фронт,
2. Восточный (то есть Русский),
3. Итальянский,
4. Салоникский,
5. Кавказский,
6. Палестинский и т. д.
Можно лишь посоветовать читателю самостоятельно провести эксперимент, попросив при случае расставить по местам фронты встреченного серба, японца, армянина, шведа, etc. Первым результатом эксперимента станет, однако, «открытие», что фронтов несколько иное количество, называются они по-другому, а о существовании некоторых из них, скажем, «фронта» в Северном море, воспитанный в отечественной парадигме восприятия событий читатель попросту никогда не задумывался… В этой ситуации остается лишь пожелать, чтобы в дальнейшем попытки выстроить иерархию фронтов базировались на хотя бы примерных представлениях о каждом из них на основе доступной научно-популярной литературы авторства представителей тех стран, для которых каждый из них занимает первое место. С субъективной точки зрения (не отменяющей массы возможных объективных доказательств), для гражданина России «главным» был и остается Русский фронт, а потому эта книга и посвящена (по возможности) именно ему.
В данной книге приходится балансировать между двумя невыполнимыми миссиями: написанием достаточно общего полотна событий Великой войны, сложнейший коалиционный характер которой диктует параллельное описание происходившего едва ли не на всех ее театрах военных действий (в том числе потенциальных), и попыткой полностью посвятить определяемое благосклонностью читателя количество страниц заявленной теме, то есть исключительно Русскому фронту, в надежде, что это позволит хотя бы эту часть мировой войны раскрыть чуть подробнее. Мало того, рамки объема диктуют категорическое требование воздержаться от излишней фактологии, сколь бы эффектной и уместной она ни была. Это необходимо просто потому, что есть достаточно литературы, посвященной
Русский или Восточный? Вечная переменная в анализе Великой войны 19 специальным вопросам, где подробная статистика и/или хлесткие цитаты давно превратились в кочующий из одного труда в другой классический набор. И, напротив, экспериментальные и весьма уязвимые для традиционной академической критики попытки изложить историю Великой войны, особенно сам ход противостояния на фронтах, в новаторской манере крайне немногочисленны.25
Базовая дилемма между объемом и темпом изложения событий, кроме того, является и одним из многих отражений сохраняющегося до сих пор в нашем гуманитарном сознании разделения истории на «отечественную» и «всеобщую». Оба последних понятия как минимум многозначны, разделение их искусственно и вызывается эмоциональными, то есть вредящими анализу причинами, однако не учитывать их существование и воздействие — как на читателя, так и на автора — невозможно. В качестве определенного фарватера между Сциллой и Харибдой остается предложить лишь отчетливый приоритет событиям Русского фронта, попытку уделять большее внимание его специфике и логике действий, но без утопического стремления выделить из Великой войны противостояние между Россией и Центральными державами в Восточной Европе в конфликт столь же отдельный и принципиально отличный, каким у нас принято полагать Великую Отечественную войну по сравнению с Второй мировой. Насколько это было возможно и насколько это получилось, можно судить лишь по прочтении данной книги, направленной главным образом на то, чтобы приходилось поменьше повторять известное и сделать доступным до сих пор неудобочитаемое. Этим же объясняется и известное стремление дать отечественному читателю побольше представления не о российской (подробно обсуждаемой и публикуемой в нашей стране), а именно о германской и австро-венгерской перспективе и оценках событий. Представляется, что только таким способом Русский фронт может перестать быть односторонним, а военное противостояние на нем — окончательно отойти в историю.