Причиной столь запоздалого превращения в «милицию» стал беспрецедентный уровень развития ландвера и ландштурма, т. е. формально — ополчения. Техническую сторону поддерживал и дополнял очень высокий статус не только военного, но и офицера запаса, что в принципе обеспечивало готовность и желание населения участвовать в нерегулярных вооруженных силах. С началом войны, при огромном недостатке сил в кадровой армии для затяжного конфликта, ландвер, а затем и ландштурм превратились в часть профессиональной армии, что являлось главным условием для начала «тотальной войны». Россия, вынужденная идти по тому же пути ее огромными союзническими нагрузками, не располагала населением, которое уже в 1914 г. было готово стать вооруженным народом,8 осознающим, за что он проливает кровь, — слишком низок был уровень образования и не развита идея резерва.9 Доказательством, что резерв понимался и использовался русской администрацией только как «механическое» пополнение армии и не рассматривался как элемент в соображениях структурного, кадрового и даже социального характера, является сам характер образования резервных частей в Российской империи.10 Реформы в комплектовании резервных воинских частей, скопированные с прекрасных германских образцов, были проведены непосредственно перед войной и без учета особенностей характера взаимоотношений внутри русского офицерского корпуса, поэтому второочередные части неизменно становились сборищем сосланных туда неугодных командирам офицеров и солдат из кадровых частей. Эффект от этих преобразований мог бы быть иным только спустя некоторое время и после должных проверок «сверху», так, как это удалось с системой пробных мобилизаций. Население вообще воспринимало скопированную с европейских образцов систему ополчения I и II призыва как модификацию феодальной повинности эпохи 25-летнего срока службы. Из-за этого отношения к резерву и «верхов», и «низов», стал возможен абсолютно деструктивный акт Временного правительства весной 1917 г., когда из действующей армии были уволены в запас все солдаты старше 43 лет, так как в мирное время (!) в этом возрасте военнообязанные прекращали состоять в ополчениях. Эта мера имела самые негативные последствия для стабильности, как на фронте, так и в тылу.
В отличие от восприятия российских событий Антантой, для которой Февральская революция была приятным дворцовым переворотом на пути к цели, немцы постарались более пристально изучить нюансы российской действительности, чтобы тонко регулировать политические процессы в разваливающейся Российской империи. Первоначальные выводы были умеренно оптимистичны: русская армия, и так на Стоходе продемонстрировавшая падение боеспособности, станет еще хуже, ситуация, которая, по признанию Гофмана, грозила ему катастрофой в случае атаки в нескольких местах фронта, несколько отодвинулась.11 Для сторонников умеренного соглашения с Россией Февральская революция была катастрофой. Вскоре стало очевидно, что договориться с новым правительством России о сепаратном мире не удастся, так как оно занято совершенно другими проблемами.12
Русская революция пришла из тыла на фронт, но не наоборот. Разумеется, решающее значение для ее победы имела позиция воинских частей, однако в первую очередь тыловых и запасных, а не находившихся в действующей армии. Среди присоединившихся к мятежам были и те, кто уже побывал на фронте, были едва вылечившиеся от ран или оттягивающие свое возвращение на позиции, однако основную массу составили те солдаты, кого «фронтовиками» назвать было никак нельзя. Тот же набор участников позднее наблюдался и в революциях в Германии и в Австро-Венгрии, что породило феномен «легенды об ударе ножом в спину»,13 то есть о предательстве симулянтами, дезертирами и паникерами в тылу героического фронта. Хотя данный политический миф имел глубокие корни и еще более глубокие последствия, несмотря на то что в нем наблюдались достаточно типичные элементы сознательного искажения фактов и настроений, основания для подобного мнения — о предательстве тыла — у бойцов на фронте были. Это наблюдалось не только в Германии, где данный миф стал лейтмотивом политической истории всего межвоенного периода, приведя к власти Гинденбурга и Гитлера, но те же настроения витали и в России, став, пусть и менее очевидно, одной из идейных основ Белого движения.