Дело за малым: кто возьмет на себя ответственность. Кто способен поставить на карту не жизнь, но честь ради призрачного шанса на выигрыш. Для этого мало иметь голову вождя, думать, как вождь. Надо быть вождем.
Вся надежда на то, что империя в нашем лице не отступает и не сдается. Не бросает ни своих, ни чужих. Мы так воспитаны. Говоря совсем по чести, империя как государственная система может думать много чего. Неспроста на орбите болтается «Кутузов», который, если чихнет, нас сдует вместе с вирусом. У империи полно всяких «планов Б», запасных вариантов и так далее.
Но конкретно мы, рядовые граждане империи на ее переднем крае – упремся рогом. И эту нашу способность империя тоже имеет в виду. Здесь, далеко от дома, под чужим солнцем, решается вопрос поинтереснее жизни и смерти: мы вообще русские или кто.
Как нарочно, туземцы за последние годы видали разных землян – и всех нерусских послали. Это политика дальнего прицела, трезвый холодный расчет, никто не спорит. «Разделять и властвовать» можно не только сверху; Тунгус показал, как это делается снизу, крепко взяв Россию за жабры. Но в основе такого решения, насколько я знаю вождя и его детей-советников, искренность: нам они верят, а другим нет. Между прочим, если здешняя братия кому не верит, это повод крепко задуматься.
Вот же мы вляпались…
– Не понимаю, что ты будешь делать, когда вылетишь из пещеры, – сказал Акопов. – Тебе не хватит высоты, чтобы выровнять машину. Я вижу только один вариант: положить ее на спину. Или я чего-то не знаю?
– А я, наверное, не вылечу, – спокойно ответил Чернецкий. – То есть я попробую, но вряд ли получится.
И улыбнулся.
Спускаемый аппарат для атмосферных планет – надежная и простая капсула. Ты бросай ее аккуратно, и все будет хорошо.
Поскольку у нас все было плохо, и ждали мы капсулу, без преувеличения, как манну небесную, вполне логично, что именно нам ее бросили неаккуратно. Вроде ничего страшного, промах на полтораста километров, только снесло аппарат в зону разломов, где скалы и трещины. Чернецкий и Акопов устремились на перехват. Петровичев приказал не делать глупостей, но все догадывались: если Акопов успеет – он именно это и сделает. Капсула уверенно целилась туда, где рельеф самый трудный, дырка на дырке.
Скорость подъемного крана на форсаже – триста; Петровичев орал, чтобы командир прекратил убивать машину; Акопов раскочегарил ее до трехсот тридцати, все отрицал и советовал контрольной башне протереть глаза, потому что подъемные краны так быстро не летают… На высоте в километр спускаемый аппарат раскрыл парашюты, и его вдобавок начало сносить ветром. Чернецкий нарезал вокруг капсулы петли и докладывал обстановку таким казенным голосом, что стало ясно: прилетели.
Геологи посмотрели на карту: имеем каньон глубиной метров двести, стены полого сужаются, подъемный кран не сможет туда опуститься. Пусть спецназ грузится в вертолет и берет столько троса, сколько у него есть. Внизу множество пещер, но слава богу, спускаемый аппарат не круглый, никуда не закатится… Больше доложить нечего, мы эту зону исследовали поверхностно, там известняк, он нам даром не сдался.
Капсула совершила мягкую посадку на краю обрыва, постояла немного как бы в задумчивости, а потом рухнула в каньон.
Полежала там на дне – и покатилась.
Подъемный кран опоздал буквально на пару минут. Когда Акопова спросили, какую именно глупость он задумывал, тот ответил: я бы поймал капсулу манипулятором за парашют, еще в воздухе… Петровичев трижды перекрестился.
Тем временем спускаемый аппарат медленно, рывками, катился в ту сторону, где разлом становился уже, и неведомо куда уходила глубокая подземная расщелина.
Чернецкий летал туда-сюда над каньоном, пытаясь разглядеть, что за чертовщина там творится.
Я прыгнул в вездеход и помчался к городу.
Часом позже я вернулся со старым опытным следопытом. Разведка потеряла в каньоне два дрона, начальник экспедиции сидел, держась за голову. Подземелье населяли существа наподобие термитов, общественные насекомые, только размером с большую кошку, и орда этих тварей, облепив трехтонную железяку, радостно толкала ее куда-то в свои закрома.
На наших биологов было просто больно смотреть.
Следопыт объяснил, что сейчас время неудачное: сезон, когда термитники делятся, образуются новые гнезда, и под это дело насекомые тащат туда все, что им кажется полезным. Рабочие особи не представляют большой опасности, но все происходит под надзором и прикрытием солдат, а у тех жвалы такие, что руку перекусят на раз, и еще эти гады умеют прыгать. Убить термита-солдата очень трудно, разве только оглушить.