Кавказская война явилась следствием внутрирегиональных, в том числе и внутригорских противоречий. Отражением их являлась, в частности, государственно-политическая солидаризация значительной части населения Кавказа с Россией. Показательна в этом отношении, например, героическая защита небольшим русским отрядом при поддержке местного населения армянской крепости Шуша во время нашествия в 1826 году персидских войск. Аббас-Мирза, руководивший осадой, решил жестокостью и коварством склонить на свою сторону находившихся в крепости армян и тем самым принудить гарнизон сдаться.
Рассчитывая на то, что духовенство всегда пользовалось у этого народа непререкаемым авторитетом, он приказал подвести под крепостные стены несколько сот армянских семей из окрестных сел вместе с архиепископом. Под страхом угроз «перебить всех» священника заставили уговаривать соотечественников «сдать крепость хотя бы ради спасения стольких человеческих жизней».
Но в ответ на уговоры армяне стали кричать со стен, что «они не изменят русским и сами увещевали своих братьев покориться печальной судьбе, которая их ожидает, ибо пусть лучше погибнут несколько сот человек, чем весь народ подпадет под тяжелый гнет…»
Именно так, порой достаточно остро, осознавалась необходимость объединения с Россией многими инонациональными сообществами, принимавшими на том или ином этапе решение в целях самосохранения укрыться за ее державными рубежами и воспользоваться ее государственным покровительством. На это осознание оказывали влияние разные причины: притеснения и угрозы истребления со стороны других народов, надежда «… на охрану… интересов прочным государственным порядком… желание… сохранить при помощи русской власти положение привилегированного сословия…», освободиться от рабства, крепостной зависимости.
Однако в каждом конкретном случае почти всегда можно было выделить решающую причину. В объединении значительной части Кавказа с великой православной империей, например, огромную роль сыграл фактор единства веры, стремление обрести в ее державных границах «религиозную свободу». Не менее существенное воздействие на этот процесс оказывал и высокий нравственный авторитет России у расселявшихся сопредельно с ее границами народов. Подкреплялся он вместе с тем не только предоставлявшейся более привлекательной альтернативой развития, но и тем, что восстанавливалось единство пространства, имевшего когда-то целостное универсалистское оформление.
Дополняя приведенные соображения, можно подчеркнуть другие немаловажные детали прошлого. Когда после одной из проигранных битв в годы упомянутой русско-персидской войны 1826–1828 годов предводитель персов Гассан-хан в бессильной злобе хотел предать огню знаменитый Эчмиадзинский монастырь, один из старейших беков бросил горький упрек ему: «Сардарь, русские два раза были в Эриванском ханстве, два раза терпели поражение, но уходя назад, никогда не оскорбляли магометанской святыни…» Через какое-то время, тем не менее, уже сам наследник персидского трона Аббас-Мирза пришел к твердому намерению подвергнуть разрушению эту святыню армянского народа и для достижения цели выдвинул к монастырю большую часть своих сил в 30 тысяч человек и подверг его осаде.
Находившийся неподалеку небольшой русский отряд всего в две тысячи человек во главе с генералом А. И. Красовским, получив известие об этом, несмотря на столь значительное неравенство в силах, не дожидаясь подкреплений, без малейшего промедления 17 августа 1828 года выступил для спасения знаменитой христианской обители. Чтобы успеть, отряд пробивался к ней, неся большие потери, по самому кратчайшему пути через Аштаракское ущелье, склоны которого сплошь были заняты неприятелем. Весь монастырь с напряжением и тревогой следил за тем, как русские воины бились в окружении.
Пока шло сражение, монахи молились, а архиепископ Нерсес, облаченный в святительные одежды, со всем духовенством совершал божественную службу. Он просил «… с коленопреклонением и со слезами победу благочестивому русскому воинству». Но вот бой утих, и остатки русского отряда появились перед Эчмиадзином, не дав врагу ни одного военного трофея, ни пушки, ни знамени.