«Профессор Киевского университета врач-психиатр Сикорский дал заключение, что убийство Ющинского было совершено не душевнобольными, а лицами, привыкшими к убою животных». [92]. Сикорский писал о «расовом мщении или вендетте сынов Иакова» и предполагал, что типические особенности убийства «вытекают из оснований, которые, быть может, имеют для убийц значение религиозного акта»[169].
Андрюша Ющинский в гробу.
«В самых первых обвинениях не было ритуального мотива, но вскоре он возник, да еще возникло наложение по срокам, что убийство совпало с наступлением еврейской Пасхи и якобы с закладкой новой синагоги на территории Зайцева (еврея). Через четыре месяца после убийства был, по этой версии обвинения, арестован Менахем Мендель Бейлис, 37 лет, работник на заводе Зайцева…» [74].
Расследование убийства было поручено неким Мищуку и Красовскому. Киевский сыск ввалился в это дело с привычной чиновничьей алчностью и полным непониманием того, что за преступление произошло[170]. В действии сыщиков сразу же возникло немало странностей. Сначала они приняли характер какого-то фарса. Красовский, например, гримировал подозреваемого прежде того, как предоставить его на опознание свидетелю. Однако затем фарс обернулся новой трагедией. «Через несколько дней после привлечения Бейлиса умерли после употребления пирожных, принесенных сыщиком Красовским в отсутствии арестованной матери, дети Чеберяковой, единственные свидетели, показывавшие, что видели, как Бейлис тащит Ющинского на завод. (По показаниям Чеберяковой, какой-то еврей предлагал ей сорок тысяч за то, чтобы она взяла вину на себя. — Ю.В.) Покамест следствие дошло до Бейлиса, произошел целый ряд существенных перемен в местности, где совершено преступление: построен новый забор, сгорело без видимых причин здание, в котором могло быть совершено убийство, — вообще уничтожены все следы последнего[171]. В руках суда осталась одна главная улика — фотографические снимки с исколотого трупа, ранения которого не могли быть объяснены никакими обычными мотивами, кроме ритуальных, да приставшие к одежде убитого кусочки пропитанной кровью глины, показывающей, что убийство произошло не в квартире Чеберяков, где глины быть не могло, и не в пещере, куда труп был принесен уже окоченелым, а в таком глинистом месте, как кирпичный завод… Если прибавить к этому установленное экспертизой раздевание Ющинского в момент нанесения ему ран в туловище с одеванием трупа после смерти и письмо Бейлиса к жене с рекомендацией Казаченко как нужного человека с просьбой дать ему денег и указать ему, кто из свидетелей показывает против обвиняемого, то этим ограничатся прямые улики обвинения». [60].
И разве не удивителен финал сыскной деятельности двух киевских «пинкертонов»: «Когда через два с половиной года наконец открылся суд, Мищук скрылся в Финляндии, а сам Красовский, потеряв пост, сменил позицию и стал помощником адвокатов Бейлиса». [74].
В очередной раз «шапка загорелась», когда в связи с делом Бейлиса еврейский депутат Неелович поднялся на трибуну Государственной Думы и процитировал торжественное заявление 216 раввинов: «Еврейское учение не знает ни одного взгляда, разрешающего поступать с неевреями так, как не позволено поступать с евреями». Слышите дрожащий от «праведного гнева» голос? Этот проверенный прием клятвенных заявлений уже десятилетиями безотказно действовал на имперскую администрацию, и она своей чиновничьей волей отменяла следственные и судебные дела.
Но дорого ли стоило это и ему подобные заявления? Дорого ли стоит даже клятва, когда ежегодно происходит «волшебный» праздник очищения Йом-Кипур? В этот день, раз от раза повышая голос, хазан торжественно читает в синагоге (а каждый повторяет за ним) такой поразительный текст: «Во всех обетах и запретах (которые человек сам принял на себя), и клятвах, и заверениях (в отказе от пользования своим или чужим имуществом), и самоограничениях (в пользовании чем-либо, что человек уподобляет приносимой в храм жертве), и наказаниях (которым человек сам себя подвергает), и обещаниях (данных в любых формулировках; во всем, что мы, не подумав, принимаем на себя в форме) обетов, клятв, заверений, запретов, — от одного дня Йом-Кипур до следующего дня Йом-Кипур, пусть он принесет нам добро, — во всем этом мы раскаиваемся, пусть будут они упразднены (по желанию нашему), отменены, (пусть) станут недействительными, (пусть будут) полностью аннулированы, (пусть) утратят свою силу и перестанут существовать, пусть обеты наши не будут обетами, запреты наши — запретами и клятвы — клятвами». Однако со временем эти особенности праздника стали известны гоям. Тогда иудеи изобрели: имеется в виду, дескать, не прощение грехов перед другими людьми, а прощение грехов перед Б-гом. Однако подробности текста, приведенного из книги «Махзор на Йом-Кипур», связанные в том числе с имущественными проблемам, ясно говорят, что нельзя верить и этим оправданиям[172].
169
Цит. по:
170
Точно так же почти всегда расследуются и нынешние ритуальные жертвоприношения сатанистов. См. мою книгу «Шаг змеи».
171
Арье Барац собирал в начале 1990-х годов материал для снимавшейся на «Центрнаучфильме» ленты «Долгая ночь Менахема Бейлиса». Он свидетельствует, что в наше время и вообще изменен весь ландшафт: «…территория завода железобетонных изделий на месте старого кирпичного завода Зайцева, унылые, изгрызенные экскаватором глиняные склоны, где в марте 1911 года в одной из копанок нашли скрюченное тельце несчастного мальчика…»
172
Удивительный этот праздник, Йом-Кипур! Полный каких-то таинственных и многозначительных символов. «Ранним утром того дня, когда с наступлением темноты начинается Йом-Кипур, в соответствии с обычаем, берут белого петуха, именуемого на иврите «гевер» (это же слово обозначает «мужчина»), и относят его к резнику. Согласно обычаю, петух должен быть зарезан на рассвете, после чтения «смихот» — молитвы о прощении, ибо в это время в мире милосердие Всевышнего преобладает (на иврите «говер») над Его суровостью, и петуха режут для того, чтобы умерить ее жар, потому что кровь — символ суровости. Этот обряд называется «капара» — очищение; его тайный смысл тот же, что и смысл обряда, существовавшего во времена Храма и заключавшегося в том, что в Йом-Кипур брали козла и отправляли его в горы». Это был момент выкупа. Поднимая вверх петуха, трижды совершают вращательное движение держащей рукой и говорят: «Это — замена мне; это вместо меня; это — выкуп мой. Пусть уделом этого петуха будет смерть, а моим уделом — благополучная долгая жизнь и мир».
На исходе праздника его участники среди прочих манипуляций выполняют следующую: «Потом снова берут бокал в левую руку, а правую протягивают к пламени свечей, прижав пальцы к ладони таким образом, чтобы большой палец был скрыт под остальными, и смотрят на ногти, освещенные огнем, и на тень, которую пальцы отбрасывают на ладонь. После этого вновь берут бокал с вином в правую руку и произносят благословение..»[43]. В том числе — благодарят Б-га за то, что он отделил Израиль от прочих народов.