— Не успею, товарищ командующий, — говорю ему.
— Попробуй успеть, полковник, — отвечает он.
Высадились мы на центральной пристани и двинулись на юг. Только сосредоточились, получаю приказ — двигаться на север. Видно, положение там ухудшилось. Но с юга на север не много не мало шестьдесят километров! Поехал я опять в штаб фронта. Сообщили, что командующий разыскивает меня.
В кабинете командующего я застал секретаря ЦК партии, члена Государственного Комитета Обороны, прибывшего в Сталинград для организации обороны города, а также А. М. Василевского. Генерал Еременко встретил меня приветливо, как старого знакомого.
— Продвигайтесь к флангу Донского фронта, — сказал он. — Надо выбить неприятеля из Рынка и Спартановки. У полковника Сараева там один полк, он тебе поможет.
В комнату вошел начальник штаба генерал Захаров с радиограммой из Ставки. В этой радиограмме говорилось, что у нас имеется достаточно сил, чтобы уничтожить прорвавшегося противника. Для этого необходимо собрать авиацию обоих фронтов и навалиться на него. Надо мобилизовать бронепоезда и пустить их по круговой дороге Сталинграда; пользоваться дымами в изобилии, чтобы ослепить врага; драться с прорвавшимся врагом не только днем, но и ночью; использовать все артиллерийские и эрэсовские силы. Самое главное — не поддаваться панике, не бояться нахального врага и сохранить уверенность в нашем успехе.
Радиограмма была подписана Сталиным.
Раздался телефонный звонок. Еременко взял трубку.
Василевский отозвал меня в угол, чтобы не мешать командующему говорить по телефону, и сказал:
— Приедете на место — сами поймете положение. Командованию фронта пока кое-что не ясно. Так что разберитесь в обстановке на месте и самостоятельно принимайте меры, какие сочтете нужными. Сообщите сюда немедля, как обстоят дела.
Ускоренным маршем мы двинулись из южной части Сталинграда на север. Вместе с полковником, командиром дивизии НКВД, и командиром танковой бригады я выехал на рекогносцировку к Южному поселку Тракторного завода. Противник уже занял Рынок и Латошинку, часть Спартановки была в наших руках. Расположение позиций мне крайне не понравилось — все командные высоты и укрепления, построенные здесь нашими войсками и населением, теперь были заняты противником.
Я созвал командиров батальонов, отдал приказ об атаке. Для удара сосредоточил три батальона своей бригады, один полк из дивизии полковника Сараева и танковую бригаду. Утром начали атаку и к вечеру после жестокого боя очистили Спартановку и Рынок. Занятый нами с боя рубеж мы так и не отдали врагу и удерживаем его сейчас…»
Вторая встреча с Гороховым произошла значительно позднее, уже после окончания сталинградской эпопеи. Его рассказ помог воспроизвести в общих чертах полные драматических событий боевые дни на Мокрой Мечетке в октябре — ноябре…
Весь сентябрь группа Горохова вела ожесточенные бои. Противник усиленно атаковал со стороны Латошинки — небольшого дачного поселка, часто бомбардировал поселок Горный и окончательно сжег его.
Батальоны Горохова старались не только отбиваться от наседающего врага, но и атаковать его. За успешную и умело проведенную контратаку за занятую немцами высоту 67 один из комбатов из нашей бригады — капитан Цыбулин — первым в Советской Армии награжден орденом Александра Невского.
В октябре, когда противник занял тракторный завод, северная группа оказалась совсем на маленьком «пятачке» — три километра в длину и два километра в ширину. «Пятачок» легко простреливался противником вдоль и поперек.
Связываться со штабом армии можно было только через левый берег.
«В это время, — вспоминает Горохов, — навели мы переправу через Волгу. Строили ее саперы под руководством капитана Пичугина, энергичного, умного офицера, адъюнкта академии.
Помню, вызвал я Пичугина и приказал ему строить мост. Он говорит:
— Нельзя.
— Почему нельзя?
— Нельзя, потому что в инженерной практике нет опыта постройки деревянного моста через такую большую реку, как Волга.
Я напоминаю ему „Хлеб“ Алексея Толстого, где рассказывается, как строила мост через Дон армия Ворошилова.
— Назначаю тебе, — говорю Пичугину, — срок пять дней.
— Не смогу, товарищ полковник, — отвечает он.
Но я делаю вид, что не слышу его ответа и повторяю:
— Через пять дней…
И в самом деле, через пять дней мост был построен. Мост Пичугин соорудил удивительный — на бочках, прикрепленных тросами к якорям. Для машин он не был приспособлен. Во время непогоды вода свободно катила через него. При переправах немало людей перекупалось в реке. Но мост был как мост, он нас спасал — каждую ночь мы получали с левого берега боеприпасы, продовольствие. С воздуха мост был неуязвим: противник никак не мог его обнаружить».