— Могу.
Поляков прикидывает в уме расстояние до моста, вычисляет данные и открывает огонь.
— Хватит! — передает по телефону Моторин.
Поляков радостно возбужден и в то же время огорчен. Хорошо, когда твои мины бьют в цель, но как тяжело сознавать, что еще один мост разрушен.
Но вот опять зуммерит телефон.
— Прибавьте огонька! — требует командир стрелкового батальона. И минометчики открывают огонь по городскому саду, в который ворвались гитлеровцы.
Цели быстро приближаются. Их уже можно видеть простым, невооруженным глазом. Поляков ставит прицел уже не на два-три километра, а на пятьсот-шестьсот метров.
— Видишь большой белый дом за мостом? — спрашивает Моторин. — За ним дом под красной крышей. Бей по красному дому, там вражеские автоматчики и там же пушка. Целься лучше, наши жалуются, пушка эта житья не дает.
Как же плотнику Полякову не знать красного дома у железнодорожного моста? Два года назад он строил этот дом. А теперь ему же приходится разрушать то, что создавал собственными руками!
Но в доме том засел враг и. раздумывать некогда. Поляков тщательно определил расстояние, поставил прицел, сам зарядил миномет и зло выругался, когда первая мина разорвалась за домом. Вторая мина — недолет.
— Ну, уж теперь дудки, — сердито сказал Иван Семенович.
И в самом деле, третья мина точно угодила в дом под красной крышей; оттуда повалил дым.
— Вот так, — удовлетворенно сказал Поляков. — Похоронили гитлеровцев. Какая судьба, ребятушки, выпала мне, — я ж дом этот строил, и мне же пришлось фашистов в нем хоронить.
Все гуще становился вражеский огонь. Даже привыкшие ко всему минометчики невольно прижимались к земле, наклоняли головы. Поляков сердился.
— Эй, минометчик, — кричал он, — что ты так низко кланяешься?..
— Да уж больно густо бьет, товарищ командир, — оправдывался тот.
— А все-таки низко не кланяйся, не имей такой привычки…
Батарея тяжелых минометов в овраге стала для атакующего противника бельмом на глазу. Решив подавить ее, немцы открыли по оврагу сосредоточенный артиллерийский и минометный огонь. Один за другим выбывали из строя минометчики.
За свой долгий солдатский век Поляков видел десятки смертей, и каждый раз гибель товарища волновала его, оставляла в сердце глубокий след. Вот смерть вырвала из рядов защитников Сталинграда Лушникова — командира соседнего расчета, баррикадского слесаря: его похоронили тут же, на склоне оврага, рядом с Григорием Гудковым — баррикадским же токарем. Погиб от смертельной раны баррикадец Федор Кабанов. Ранен старшина Токарев — лучший минометчик; он не захотел уходить за Волгу и, перевязав рану, решительно заявил: «Буду драться, пока руки держат оружие».
Поляков утешал себя словами, услышанными им от командира полка: солдат живет для победы, а если умирает, — то за победу.
Гитлеровцы подходили все ближе к оврагу. Мины кончились, и командир дивизиона получил приказ переправить батарею тяжелых минометов на Голодный остров. У Полякова было еще с полсотни мин, и он со своим расчетом остался на месте, продолжая вести огонь по наступающему противнику. Авангардные штурмовые группы вражеских саперов по дну оврага приближались к блиндажу Полякова.
— Немцы подходят! — тревожным голосом крикнул Юнкин.
— Ну, что ж, — спокойно отозвался Поляков, — будем принимать гостей. Готовь, Юнкин, поужинать…
Спокойствие и выдержка командира передались солдатам. Четверо минометчиков хладнокровно продолжали бить по данным целям, а шестеро других отстреливались из винтовок. К вечеру контратакой стрелкового полка противник был отброшен от берега Волги.
Попытка врага вывести из строя расчеты тяжелых минометов не удалась. Поляков с довольным видом оглядывал свое небольшое «войско» — оно было и артиллерией и пехотой одновременно.
Под вечер командир дивизиона приказал Полякову взять двух солдат и съездить на завод за минами. Ехать нужно было на катере вдоль берега Волги.
Поляков сидел на связке толстого сырого каната на носу катера и оглядывал израненный город. Он весь был окутан тучами дыма от незатихавших пожаров. Проезжая мимо памятника Хользунову, старый минометчик по-отцовски любовно оглядел богатырскую фигуру земляка-героя и обрадованно подумал: «Стоишь, сынок?
Ну и мы стоим…»
И снова огни пожарища, черные остовы разрушенных домов. Поляков больше других знал, как много труда вложено в постройку этих домов. Вот обгорелый четырехэтажный дом специалистов, разбитый прямым попаданием «пятисотки». Иван Семенович вспомнил, с какой быстротою строили этот дом. Подъемников не было, строители на себе таскали балки, уставали как черти, но были довольны, что за три месяца отгрохали такой домище…