Упомянутый ранее С. Л. Туржанский из 2-го Донского конно-артиллерийского дивизиона так описывал уход на чужбину:
«Три дня мы были въ открытомъ море. Изрядно насъ трепало. Съ «Поти» 5-й полкъ и 20 человекъ артиллеристовъ съ хорунжими Шкараборовымъ и Золкинымъ перегрузили на маленький пароходъ каботажнаго плавания «Дыхтау», а остальной дивизионъ — на пароходъ «Павелъ». Съ борта «Дыхтау» можно было рукой достать воду. Пароходъ впервые поневоле шёлъ въ Константинополь, и то въ бурю. Набрались мы страху и намучились безъ воды.
Наконецъ, 6-го (19-го) [?] прошли редкие по красоте зелёные склоны Босфора съ безполезными орудиями, спрятанными въ складкахъ горъ, и вошли въ Константинопольский рейдъ. Жизнь кипитъ. На рейде масса судовъ всехъ национальностей. Снуютъ моторныя лодки съ великолепно одетыми и чистенькими англичанами и французами. Невольно сравниваешь свою небритую физиономию и выпачканную въ трюме въ угле одежду, и жаль становится свою голодную и грязную персону. Тутъ же съ борта парохода идётъ обменъ всего того, что въ Крыму стоило громадныхъ денегъ, какъ бельё, обмундирование, револьверы, — на хлебъ. Наганъ идётъ за лиру или 10 фунтовъ хлеба. Рубашка — хлебъ. Хитрые турки живо учли голодъ беженцевъ и понизили цены на платье до невозможности. 7-го (20-го) [?] съ восторгомъ выгрузились на берегъ въ Константинопольскомъ порту…
Многие изъ поневоле оставшихся въ России обрели участь худшую, чемъ наша, и далеко не все вынесутъ её.
Вотъ и сейчасъ, записывая при свете карбиднаго фонаря эти строки, я думаю о своихъ родныхъ, о дорогихъ детишкахъ, и сжимается сердце болью за нихъ. О, если бы не они, мне изгнание не было бы такимъ тяжёлымъ. Везде при энергии можно устроиться, и всюду есть хороша люди. Ихъ, пожалуй, какъ это ни грустно, здесь встретишь чаще, чемъ на Руси, особенно после нашей «безкровной» революции»[113].
Одно за другим суда входили в Константинопольский пролив, спереди на фор-стеньгах, по приказанию П. Н. Врангеля, был поднят французский флаг, а на кормах развевался русский — военно-морской Андреевский или национальный трёхцветный. Франция, спасённая русской кровью во время Великой войны, единственная из великих держав взяла Русскую армию под своё покровительство. Все старались выйти из трюмов наверх, чтобы воочию лицезреть сказочную панораму европейского и азиатского берегов Босфора. Все крыши, мачты и даже ванты были облеплены казаками, которые шумно делились впечатлениями друг с другом. В свою очередь, на набережной Стамбула и балконах домов виднелось множество вышедших посмотреть на невиданную картину жителей, многие из которых приветственно махали изгнанникам платками[114].
С кораблей доносились русские команды, на вечерней и утренней заре звучали слова общей молитвы. Люди приободрялись, когда их суда проходили мимо крейсера «Генерал Корнилов» и на мостик выходил П. Н. Врангель или когда он объезжал корабли на катере под Андреевским флагом. «Могучее русское «ура» несётся по рейду. Люди кричатъ изъ последнихъ силъ, совершенно искренне приветствуя своего Главнокомандующаго, не утратившаго передъ войсками ни обаяния, ни авторитета. Все отлично понимаютъ, что мы за границей и вся надежда только на него. Онъ выведешь ихъ съ честью изъ создавшагося положения», — приводит слова одного из марковцев подполковник Василий Ефимович Павлов[115].
115