Началось срочное проведение мероприятий в связи с надвигающейся эвакуацией в Константинополь: Главнокомандующий генерал-лейтенант П. Н. Врангель отдал распоряжение о подготовке судов в Керчи, Феодосии и Ялте, объясняя это якобы намеченным крупным десантом в Одессу для установления связи с действовавшими в том районе русскими частями. Для большей достоверности штабу было приказано дополнительно распускать слухи о готовящемся десанте на Кубань, грузить на суда продовольствие и боезапасы[18]. В Керчи приказ об одесской операции был получен в первых числах ноября и вызвал на флоте противоречивые оценки: одни полагали, что положение Крыма опасное и в этих условиях не следует предпринимать столь крупный манёвр, другие, напротив, восприняли десант вполне оправданным шагом командования для снятия блокады полуострова. Так или иначе, дезинформация о десанте выглядела достаточно правдоподобной — цель была достигнута[19].
В начале октября сильно обострилась болезнь адмирала Михаила Павловича Саблина: рак печени быстро развивался и совершенно лишил командующего флотом дееспособности, он слёг. Пётр Николаевич Врангель характеризовал его как энергичного и знающего человека, который, несмотря на тяжёлые условия, смог привести флот в порядок: команды подтянулись, материальная часть в значительной степени была исправлена, заготовлены неприкосновенные запасы в объёме 8200 тонн угля и 25 тонн масла на случай эвакуации. Флот успешно выполнял ставившиеся перед ним задачи.
Приказом П. Н. Врангеля от 25 октября командующим Черноморским флотом и начальником Морского управления был назначен контр-адмирал Михаил Александрович Кедров. 30 октября М. П. Саблин скончался и 2 ноября был с почестями погребён в нижнем Николаевском храме собора святого Владимира в Севастополе. Тяжёлая задача проведения эвакуации Русской армии и беженцев в Константинополь сразу легла на плечи М. А. Кедрова[20]. Последний осознавал всю трудность положения белого флота, о чём писал в 1933 году в мемуарах:
«Долженъ открыто сказать, что я съ тяжёлымъ сердцемъ выехалъ въ сентябре месяце (ст. ст.) на Югъ России. Я понималъ, конечно, какъ, можетъ быть, не понималъ генералъ Врангель, что флотъ, состоящий изъ неремонтируемыхъ, обобранныхъ до последней медяшки, сначала большевиками, потомъ немцами и, наконецъ, даже союзниками, съ командой изъ необученныхъ слабосильныхъ гимназистовъ и кадетъ, безъ угля и снабжения, что это — не флотъ.
Вступивъ въ командование подъ звуки похороннаго марша, сопровождавшаго въ последний покой моего предшественника, скончавшагося только что адмирала М. П. Саблина… я срочно… занялся ремонтомъ судовъ и заготовкой угля. Проводились въ то же время операции на помощь армии на флангахъ и съ моря и по обеспечентю нашего тыла.
Видно было, что мы съ трудомъ держимся, — наши операции въ Таврии перестали удаваться, войска устали, не было тяжёлой артиллерии, лошадей. Морские мастерские работали на армию, задерживая ремонтъ кораблей, армия была плохо одета, а наступили ранние, но необычайно суровые холода. Сама природа была противъ насъ»[21].
Начиная с 1 ноября все резервы топлива в портах было приказано считать оперативным запасом и расходовать только по согласованию со штабом флота. Спустя несколько дней началась погрузка угля и горючего на готовящиеся к отправке суда. Дополнительно топливо было закуплено за границей, но к началу эвакуации пришли лишь пароходы «Модвиг», «Корвин» и «Арарат»[22].
4 ноября командующий флотом направил директиву начальнику 2-го отряда контр-адмиралу Михаилу Андреевичу Беренсу с предписанием предотвратить возможный десант противника на крымское побережье Азовского моря, а все гражданские суда и ненужные для выполнения задания отправить в Керчь. Кроме того — усилить патрулирование Керчь-Еникальского пролива катерами в ночное время. Следующим распоряжением того же дня с целью экономии топлива было приказано перевести из пролива к Арабатской стрелке плавучую батарею «Ростислав», оставив при ней только вооружённый буксир и один корабль с крупной артиллерией.
20
22