Я пожал плечами. Кто его знает, как теперь это называется. Раньше – любовью к Родине. А как модно нынче – не знаю. Может, и фанатизмом.
– Да нет, Андрюха. Просто не могу я больше смотреть на всё это. Всем плевать, тиной зарастает страна. А эти суки рыбу под шумок из нашего болота тягают. Кубометрами. Не могу больше. Устал. Хочу им призовую игру устроить. С рекламной паузой.
– Правила-то есть? – спросил я.
– Ага. Есть. Главное – бей первым. И насмерть. Второго шанса не дадут.
– Нормально. Если вас моё мнение интересует – я участвую.
– А я и не сомневался. Тебя это не просто касается. Тут и личный интерес есть.
– Вы меня что, интригуете, что ли? – поинтересовался я на всякий случай. Он нехорошо усмехнулся.
– Да какие там интриги… Сам поймёшь. Со временем. – Покачал головой, помолчал… – Давид Липке участвовал во многих сделках. Преимущественно в тех, результатом которых становилось перечисление очень крупных сумм за рубеж. А также торговля оружием. Алмазами. Нефтью. Разносторонних интересов мужчинка. Начали мы дёргать за ниточки. Мой агент вышел на его счета. Оказалось, что, помимо услуг нашим высокопоставленным приватизаторам, этот самый Липке занимался ещё кое-чем. На счета его компаний приходили деньги из России. По липовым контрактам, очень большие суммы. Стали проверять фирмы в России, те, что заключали эти контракты. Долго всё это тянулось, но в результате почти случайно взяли курьера, который вёз полтора миллиона долларов в одну из этих фирм. Из Чечни. Доход от продажи крупной партии героина, там же и произведённого. Все материалы передали в ФСБ и в Интерпол. И началось… Видел, как «Град» работает? Один залп – и только мёртвые вдоль дороги с косами стоят. Примерно так всё и было. Курьер повесился в Лефортово, всю верхушку засвеченной фирмы перебили за одну ночь. Мой агент в Женеве попал под машину. Липке исчез. За одни сутки все концы, все ниточки – всё обрубили. Класс, да?
– Класс, – согласился я. – Но ведь это, насколько я понимаю, не всё?
– Нет, – криво усмехнувшись, ответил он. – Знаешь, куда с его счетов уходили деньги, полученные от продажи наркотиков?
– Нет, – туманные, неясные подозрения у меня уже возникли, но я хотел услышать от него всё, что он знал. Или, по крайней мере, максимально много.
– На счета нескольких компаний, принадлежащих твоему отцу.
Да. Чего-то в этом роде я, наверное, и ожидал. Жизнь вокруг была, как обычно, прекрасна и удивительна. Но я часто, слишком часто убеждался в том, что удивительного в ней гораздо больше, чем всего остального.
– Не знал… Вижу. Я был у него в Бордо, ещё весной. Спрашивал об этих деньгах. Он, естественно, ничего не сказал, но мне почему-то показалось, что это не его деньги. И он не то чтобы боится, но очень и очень опасается их хозяев.
– Мафия? Албанцы, итальянцы, американцы? – Я спрашивал через силу. Почему-то мне вдруг стало ужасно неинтересно жить.
Он внимательно на меня посмотрел. Вздохнул, тяжело и как-то горестно….
– Мафия… Какая там, в задницу, мафия… Ладно, давай ещё по стопочке?
И мы дали. Умом я понимал, что та каша, которую попробовал Стрекалов, заварена слишком круто. Несварение желудка – это минимальное зло, которое нам грозило. Да, увы, нам . Эта история действительно оказалась чересчур личной, чтобы я мог просто взять и бросить всё на произвол судьбы. Почему-то сразу вспомнился тот недавний вечер в нашем поместье, прощание с отцом. «Мне очень жаль, что всё так получилось», – кажется, это он тогда сказал. Что он имел в виду, только ли те события, которые произошли непосредственно вслед за этим, или же у его слов был ещё один, непонятый мной тогда смысл? Не знаю…
Я поискал глазами на столе сигареты, увидел. Закурил, с наслаждением втягивая в себя дым. И надо бы бросить, а не могу. Привычка плюс воспоминания… Ощущения. Необязательно от табака, мало ли какой дым я в себя втягивал за эти годы. В Афгане анаша была дешевле сигарет, её и курили все. Естественно, я тоже баловался. Девать «афошки» было совершенно некуда, а тут хоть какое-то развлечение. До сих пор помню, как ранним, предрассветным утром выбрался из очередной казармы по нужде и, посетив местную «аврору», долго потом стоял на дороге, забивая косяк дрожащими от холода руками. И смотрел, смотрел на возникающие из темноты горы, на призрачную ещё плоть солнца, нарастающую на них, и затягивался с наслаждением, с каждым вздохом приближаясь к рождающемуся вновь миру. Ни разу после освобождения из плена не пробовал, а ощущения помню, словно вчера всё было… Парадокс.