Палец Подрывника уже совершил первое усилие — кожа ощущала упругое сопротивление кнопки. Еще самая малость, еще один легкий импульс по нейронам…
Машина тронулась вперед, и кнопка резко провалилась, соединив контакт и послав радиосигнал взрывателю.
Свершилось!
— Чтобы красным стал майдан, толу нужен чемодан!.. — с дьявольской улыбочкой на гладком лице прошептал спец тротилового эквивалента.
Теперь у него оставалось девяносто секунд выставленной им же задержки взрыва, чтобы испариться с верхнего яруса набережной — отправиться на доклад к старому шефу — генералу Роммелю. За полторы минуты и обреченный мерс умчится на пяток городских кварталов.
Пожилой мужчина ускорил шаг, в надежде увидеть проносившиеся мимо кавалькаду иномарок. Первая из этой кавалькады и впрямь проехала, набирая скорость, как вдруг…
Произошедшее следом окатило обжигавшей холодом волной, выдавило крепкое словцо, остановило. Ладонь снова нащупала брелок, бесполезно покрутила, не выуживая из глубокого кармана и, выпустила — данная система подрыва, временной приостановки или блокировки запущенного отсчета не имела…
Теперь он не знал, чем кончится дело, и не торопился покидать опасного места. Вернувшись метров на тридцать назад — подальше от притормозившего заминированного автомобиля, Подрывник прислонился к теплому бетону парапета, отвернулся, прикрыл глаза и принялся ждать…
Глава 5
/19 июля/
Дверь была той же — металлической, массивной, с хитрым импортным замком. И ключ лежал на том же старом месте. И свет послушно залил внутренности подвального тупичка после щелчка расположенного справа выключателя. Вот только внутренности эти, приведшие Павла восемь лет назад в восторг, сегодня заставили покривиться.
Потемневший пластик на стенах пестрел безобразными черными дырами, некогда бывший белоснежным потолок сплошь покрылся пятнами, разводами и паутиной, мебель валялась раскуроченной, переломанной. В самом низу наваленной посреди помещения груды всевозможных обломков лежал японский холодильник без дверки, на полу не осталось ни одной целой плитки. На всем покоился толстый слой многолетней пыли…
Около четверти часа Палермо слонялся меж останков роскоши, спотыкался о мусор и опять вспоминал далекую юность. Стоя рядом с изуродованным диваном, он заметил оборванный телефонный шнур, еле заметно вилявший под ногами от дверного косяка; отсутствующий аппарат когда-то обитал здесь, рядом с диваном. Но ни его пропажа и не причины, превратившие обустроенный уютный уголок в хаос, интересовали сейчас Белозерова. Он не имел ни малейшего понятия, где скрывается Бритый, и где следует продолжать поиски лидера преступной группировки, чтобы исполнить просьбу Леонида Робертовича. Обойдя старые адреса приятелей, он не нашел ни их самих, ни их родителей; кто-то давно переехал, кто-то умер. В Солнечном при упоминании имени бывшего одноклассника, Павел натыкался на пугливые взгляды и желание поскорее завершить беседу. Полдня он потратил на бесполезные разъезды по Горбатову, на посещение мест некогда любимых Серегой. Побывал даже в старом спортклубе, где некогда вместе с ним «плел кружева» на ринге…
И ни одного намека, ни одного следа. Подвал, в этой тупиковой ситуации, виделся одним из последних шансов.
Взгляд медленно скользил вдоль пыльного провода, пока не уперся в дверной косяк. Изменив направление, стал подниматься вверх и вдруг зацепился за мизерный уголок какой-то бумажки, торчащей из щели меж пластиком стены и наличником. С величайшей осторожностью майор вытянул найденный артефакт из щели и развернул. Перед глазами предстал небольшой список из пяти шестизначных телефонных номеров, начертанных чьим-то поспешным корявым почерком…
Ближе к вечеру он брел по улице и пытал счастья, набирая на мобильнике последний номер. По четырем первым никто не отвечал, более того, его сотовый аппарат даже не издавал длинных гудков запроса. Это могло означать только одно: данные номера уже давно не существуют.
Но с последней попыткой повезло больше — сразу послышался неживой женский голос, извещавший о том, что вместо первой цифры «6», отныне следует набирать «9».
— Ладно, барышня, так и сделаем… — бубнил спецназовец, нажимая кнопки. Услышав же вслед за гудком короткое «да», растерялся: — Э-э… Здравствуйте. Не подскажете, куда я попал?
— А куда вы звоните? — монотонно ответила вопросом какая-то женщина.
— Я собственно… Мне нужен Зубко Сергей Васильевич.
— Здесь такой не проживает.
— А Клавин? Клавина Юрия можно?..
— Вы куда звоните-то, мужчина? — начала раздражаться собеседница.
— Подождите, не кладите, пожалуйста, трубку. Мне необходимо срочно разыскать одного человека, но кроме этого номера у меня нет ничего, ни единой подсказки… Может быть вам знакомы такие фамилии, как Зубко, Клавин, Барыкин, Старчук или… Майская?
— Ну, допустим, одна знакома и что с того?
— А… какая именно? Будьте добры, подскажите, где этого человека найти?
На другом конце провода что-то пожевали, подумали и сказали:
— Знакома мне, к примеру, фамилия Майская. Хм… Потому как сама я Майская. И чем же я могу помочь, если я не вижу свою дочь месяцами?
Несколько мгновений Палермо гадал, отчего опешил сильнее. Оттого, что говорит с Юлькиной матерью или оттого, что мать до сих пор не знает о смерти собственной дочери.
— Вообще-то мне нужен был наш общий с ней знакомый — Зубко… — пробормотал он, готовясь услышать бесполезные короткие гудки.
— Понятия не имею о таком! — вздохнула женщина. — Известно мне только одно: когда ненаглядная доченька спускает все до последнего рубля и не имеет возможности подзаработать… своим интимным промыслом, то отправляется в какой-то ночной притон на набережную. Это сейчас клубом, кажется, принято называть…
На поездку из Солнечного до набережной ушло не более тридцати минут. Павел примчался сюда еще до наступления темноты, впопыхах сделал круг по всем ярусам и, не обнаружив ни одного намека на какое-либо точное место пребывания Бритого, успокоился, заставив себя включить максимальное внимание с рассудительностью. И вот уже около часа он неспешно бродил по верхнему «этажу» в поисках того ночного заведения, где мог бы убивать время давний приятель…
Набережную невозможно было узнать. Белозеров успел насчитать с десяток компаний старичков в поношенных мятых одеждах, собиравшихся возле полусгнивших лавочек среднего яруса. Запальчиво указывая на чьи-то фантомы, тыча вверх палками, поминутно обрывая друг друга, они обсуждали что-то для себя чрезвычайно важное. Вокруг, кроме кривых, местами ушедших под землю бордюров, да источенного трещинами и такого же старого как они сами асфальта не было ничего — ни газетных киосков, ни лотков с квасом, ни бойких продавщиц мороженого. Исчезли даже массивные чугунные урны, полвека черневшие у каждой лавочки со времен Хрущева… А рядом с ужасающей картиной полуразрушенных общественных мест отдыха — всего лишь ярусом выше, сверкали лакированными боками иномарок своих гостей и безупречным хромом балясин богатейшие частные заведения: казино, рестораны, салоны, магазины и клубы. Здешняя публика отличалась самодовольством и сквозившим в каждом движении достатком. Согласно хозяйской прихоти подступы к частной собственности украшала разноцветная тротуарная плитка, а издавна манившие к себе пенсионеров удобные деревянные диванчики куда-то загадочным образом пропали. Шагая мимо одной из лестниц, соединявших ярусы, Белозеров увидал разбитые гранитные плиты и торчавшую арматуру из бетонных вазонов — приходила в упадок и рвалась последняя между двумя разными мирами связь…
Он насчитал два ночных клуба и четыре казино, где можно было основательно зависнуть до самого утра. Возможно, Юлькина мать не ведала отличий между разновидностями этих «притонов», как не очень-то догадывался о происходящем внутри ночных клубов и сам майор. Зато он достаточно знал об игровых заведениях.