— Правда? — расцвел мальчишка в улыбке.
— Истинная правда. Так что приблизительно через год встретимся на Кавказе. Надеюсь, за это время ты не остынешь и не превратишься здесь в Горбатове в… паркетного спецназовца.
— Ни за что! — крикнул лейтенант. — Я сам хотел вас, Павел Аркадьевич, попросить об этом, да как-то… стеснялся.
Радостно подкинув вверх пятнистую кепку, поймал ее, залихватски напялил на перебинтованную голову и зашагал, забирая вправо от реки — туда, где начинал просыпаться город.
Около получаса, пока сохла, раскачиваясь от дуновений легкого ветерка на ветках кустарника выстиранная одежда, они сидели, прижавшись друг к другу и молчали.
Наконец, задумчиво глядя на тонкую линию противоположного берега, он спросил:
— У тебя никогда не возникало желания свалить куда-нибудь очень далеко? В глухое местечко, в безлюдье, в Тмутаракань — чтоб забыть все проблемы, чтоб ни одна сволочь не отыскала…
Поправляя почти высохшие волосы, она с тихим вздохом отвечала:
— В первую очередь мне необходимо проводить папу. Похороны состоятся, наверное, завтра.
Сочувственно и с пониманием взглянув на нее, мужчина кивнул.
— А желания… — опустив голову, молвила она, — сейчас у меня имеется масса желаний и первое из них: незаметно и поскорее попасть домой…
Он тоже мечтал сейчас о многом. А не хотел только одного: чтобы она сызнова обратилась в деловую горгону журналистского цеха, которая исподволь начинала раздражать.
— …Второе: запереться там на все запоры. Как следует отмыться от этого ада. А третье… — отчего-то замолчала она, не окончив фразы.
Мужчина разглядывал ее профиль и красивой формы неприкрытую грудь, понемногу теряя надежду. Очень скоро — с минуты на минуту она должна придти в себя и тогда… Тогда ненависть к убийцам отца, помноженная на профессионализм журналистки заставит ее бросится сломя голову строчить разгромные статьи по горячим следам, покуда не осело, не развеялось ветром времени облако грандиозной сенсации.
А потом непременно засядет за очерк о чудовищном маньяке, жертвой которого сегодня едва не стала.
Горькая ухмылка промелькнула на его лице и, дабы охладить ее будущий порыв, он проинформировал:
— Заказчик убийства твоего отца мертв.
— И кто же им был? — одними губами прошептала она.
— Стоцкий.
Услышав фамилию губернатора, девушка вздрогнула. Медленно повернув голову, с минуту удивленно смотрела на него…
— Да, ты оказался прав: убивать — мужская работа, — кивнув, прикрыла она глаза. — Против таких подонков, как Стоцкий, без твоей профессии, умения и жестких методов просто не обойтись. Да, ты был прав… А мои статьи исключительно для тех, кто читает газеты.
Он хотел что-то ответить, да вдруг почувствовал легкое прикосновение к ноге. Девушка с нежной осторожностью провела пальчиками возле огромного синяка, оставленного одной из падавших на него труб и, прижавшись щекой к мужскому предплечью, закончила недосказанную чуть раньше фразу:
— А третье мое желание самое заветное и самое давнее и самое сильное. Ты хотел бы услышать о нем?
— Да. Если это не связано с интервью, задуманным еще в школе.
— Нет, — улыбнулась девушка. — Оно касается совсем других наших отношений. Я с первого сентября тысяча девятьсот девяносто второго года тайно мечтаю об одном. Чтоб ты меня крепко обнял и по-настоящему поцеловал…
Дальше он говорить ей не позволил…
Натянув на себя успевшую просохнуть одежду, они собирались отправиться к ней домой.
— Мне кажется, будет лучше от него избавиться, — опасливо покосилась девушка на пистолет.
Мужчина поднял с бетона бесшумное оружие Валерона, покрутил его в руках, вынул и вставил обратно обойму с шестью необычными патронами, погладил матовый бок с буквами «ПСС» и сбитым номером…
— Знаешь… Что-то мне подсказывает: нас еще ждут впереди проблемы. Рановато от него избавляться, — привычным движением сунул он оружие за пояс и обнял ее за талию. — Ты готова?
— С тобой, мой любимый, куда угодно, — кивнула она и, прильнув к его сильному плечу, зашагала рядом.
Приблизительно в это же время утренняя смена бродяг и нищих шерстила ряды городских мусорных баков — выгребали то, что было выброшено жителями ближайших домов за ночь.
В одном из самых «козырных» районов в одиночку, без напарника ковырялся в баках бомж лет тридцати пяти. Неожиданно на тротуаре появился соперник — такой же оборванец в раздолбанной обувке. Конкурент заметно прихрамывал, часто и воровато оглядывался и быстро приближался к рядочку заветных контейнеров. В одной руке он нес набитую чем-то пузатую торбу, другая — перебинтованая, покоилась на перевязи возле груди.
— Э-э! — настороженно выглянув из-под серого капюшона, огласил возмущенным рыком спящую округу хозяин здешней помойки. — Т-ты ч-чё!.. Совсем н-нюх п-потерял!!
— Чего горланишь, Печкин? — тихо остудил его пыл старик. — Своих не узнаешь?
— А-а!.. Эт-то ты, — сразу сбавив громкость, радостно закивал молодой.
Он едва умел говорить. Вероятно, когда-то перенес тяжелую травму головы или клиническую смерть.
— Держи, это тебе.
Старик подал торбу; а тот, жадно схватив ее, с довольным любопытством заглянул внутрь. Выудив гроздь спелых бананов, стал быстро поедать один за другим…
— А г-где твои усы? И ч-чего ты п-побит-тый, в б-бинтах? — полюбопытствовал, не отрываясь от трапезы бродяга.
— Кушай-кушай, — подбадривал старик. — Упал на ровном месте. С кем не бывает?.. А усы… Подстриг я усы — замучился с ними возиться каждое утро. Ты вот что: ешь и слушай меня внимательно.
Тот сделался чрезвычайно серьезным и от охватившего напряжения даже перестал жевать.
— Ты хорошо запомнил тот загородный дом, где пострелял охрану и прикончил пожилого мужика?
— Д-да. Очень х-хорошо.
— Сейчас тебе предстоит туда прогуляться снова.
— Кого н-надо г-грохнуть?
— Девку, которую ты стерег. Она дочь того мужика.
— Так з-зачем ты п-приказал ее отп-пустить? — силясь понять знакомца, наморщил грязный лоб бомж.
— Так надо было, — скривился от досадных воспоминаний ранний гость. — И еще запомни: в том доме, вместе с девкой, возможно, будет парень — ее дружок. Они с ней ровесники… И его кончишь. Если кто помешает — клади, не жалей. Всех клади! Оружие и пара запасных обойм под продуктами, на дне сумки. Пистолет, как всегда оставишь на месте. Все понял?
— П-понял. Ты д-давай, п-приход-ди поч-чаще. Ж-жрать с-суки выб-брасывают мало. К-козлы!.. П-подохнешь тут…
Сухопарый пожилой мужчина вытащил из кармана пачку дешевой моршанской «Примы» и, прикурив сигарету, хитро улыбнулся:
— Слушай Печкин, а почему я тебе тогда кличку придумал такую прикольную?
— А х-хрен тебя з-знает. Ф-фамилия у меня раньше б-была Х-хлебоп-пёков. М-мож поэтому…
— Хлебопёков? Что ж, логика прослеживается.
— А ты поч-чему Р-роммель?
— Наверное, потому, что Роммель был очень умным и дальновидным генералом. Правда, в итоге плохо кончил… — задумчиво молвил худощавый старик с хорошей выправкой. И вдруг снова пришел в веселое расположение духа: — Так что не дрейфь, Хлебопёков-Печкин! Чуток переждем неприятные времена, смену губернатора и его команды… Потом опять все наладится! Если я когда-то нашел тебя, вытащил с того света, вылечил и нанял на службу, то с голоду умереть не позволю.
Он приблизил к немытому бомжу холеное лицо с коротко подрезанными седыми усами, с двумя пылавшими краснотой ожогами на левой щеке, покрытыми слоем жирной мази и прошептал:
— Работа у нас с тобой всегда найдется. Такие как мы без дела никогда не сидят и не голодают! Понял?
— П-понял. С-сколько у меня дней?
Роммель улыбнулся, двумя пальцами снимая с языка частичку табака:
— А сроки, мой дорогой, как и наши привычки, меняться не должны…