В глазах чеченца появилось какое-то растерянное, озабоченное выражение. Словно он мучительно пытался решиться на что-то и не мог…
— У тебя нет выбора. Или работай с нами — или в яму. Зачем тебе эта война? Мать, наверное, по тебе все глаза уже выплакала…
…Олег ничего не успел понять. Он, вдруг, увидел, что пленный тянет к нему руки. На долю мгновения ему показалось, что тот хочет рухнуть перед ним на колени и, как в дешевом фильме, умоляюще обнять за ноги. И он даже брезгливо отклонился, стараясь увернуться от этих объятий. Но чеченец неожиданно крепко схватил его за «разгрузник» и Кудрявцев почувствовал, как его пальцы шарят у него на груди. И здесь до него, наконец, дошло, что происходит что-то ужасное. «Пистолет!» — обожгла Олега догадка. — «Он пытается отобрать у меня пистолет!» В «разгрузнике» в нагрудном кармане, перехваченная брезентовой петлей торчала рукоятка его «пээма».
Надо было сопротивляться, сбить чеченца с ног. Крикнуть. Позвать на помощь. Но тело почему-то не слушалось. Его заколодило. Все происходило как в замедленном кино. Он лишь схватил чеченца за локти и прижал к себе. Прямо перед его глазами запузырился рыжей сукровицей сломанный нос. Чеченец сопел, стараясь оторваться от Кудрявцева, и кровавые брызги впечатывались в лицо Олега, слепили, обжигали омерзением.
Неожиданно на груди что-то резко дернулось, и тут же оглушительно громко ахнул выстрел. За ним второй. Левый бок обожгло, словно к нему прижали раскаленный прут. Олег инстинктивно разжал пальцы и схватился руками за ребра, стараясь зажать, приглушить боль. Этого мгновения чеченцу хватило, что бы освободиться. Он резко выпрямился и толкнул Олега от себя. Падая на пол, Кудрявцев увидел, как распахнулась дверь «кунга» и в проеме появился встревоженный Маринин. Чеченец развернулся к двери и вскинул пистолет.
«Он убьет его!» — и эта мысль, вдруг, вернула Кудрявцеву ощущение времени и собственного тела. И понимая, что помешать этому он уже не может, Кудравцев лишь отчаянно, во всю силу легких, крикнул:
— Нееет!!!!
От этого крика чеченец вздрогнул, на долю секунды смешался, вжал голову в плечи. Грохнул выстрел, и на правой стороне груди Маринина высверлилась черная прореха, которая тут же намокла кровью. Полковник охнул и тяжело осел на пол. И здесь из темноты дверного проема на чеченца зверем бросился Васильченко.
Тот встретил его выстрелом. Олег увидел, как пуля пробила правое плече прапорщика и ушла в стенку «кунга». Прапорщик сбил чеченца с ног, навалился на него, стараясь прижать к полу. Но правая рука Васильченкоа бессильной плетью болталась вдоль тела, и чеченец ужом вывернулся из-под прапорщика, оказался сверху, и уже сам тянулся руками к его горлу.
Перекошенное злобой лицо чеченца перестало походить на человеческое и напоминало оскал. Весь остаток сил он пытался вложить в то, что бы добраться до глотки своего мучителя, впиться в нее ногтями, разорвать, растерзать. И в этой схватке прапорщик уже только защищался, стараясь одной левой рукой скинуть с себя чеченца, разорвать его хват.
И здесь Олег увидел валявшийся в метре от него пистолет.
Кривясь от боли в боку, он повернулся на скользком от собственной крови полу и схватил с пола «пээм». Потом обернулся к дерущимся. Чеченец уже душил прапорщика. Васильченко безуспешно пытался разжать пальцы на горле. Но одна его рука не могла управиться с двумя чеченца. И лицо Васильченкоа уже наливалось багровой чернотой удушья.
Эта картина вдруг взорвалась в Кудрявцеве дикой ненавистью.
Он вскинул пистолет и, поймав на линию огня лицо чеченца, крикнул:
— Смотри сюда, сука!
Тот оторвал взгляд от прапорщика. За долю секунды на лице чеченца промелькнуло изумление, злость, растерянность, а потом оно закаменело в предчувствии смерти.
Кудрявцев нажал курок. Оглушительно грохнул выстрел.
Пуля вонзилась чеченцу в левый глаз и, пронзив голову, выбила затылочную кость, разметав мозги и кровь по стене. Тело его дернулось и мешком осело на прапорщика, заливая его лицо горячей густой кровью, выплескивающейся толчками их черной глазницы.
Олег опустил пистолет.
«Это я во всем виноват!» — пульсом билось в мозгу. — «Боже! Как стыдно! Из-за меня все это…»
…Он смутно помнил как в «кунг» ворвались спецназовцы. Как прибежали комбриг с начальником штаба. Как, кривясь от боли Васильченко, что-то им объяснял, стирая рукавом кровь с лица. Как, наклонившись, комбриг орал в лицо Олегу что-то злое и обидное.