Не раньше как неделю назад, на переправе у Погоста через Северную Двину, красные перехватили лазутчика от главнокомандующего адмирала Колчака. При нем было зашифрованное письмо, адресованное командующему экспедиционными войсками генерал-майору Фредерику Пулу.
Колчак просил ускорить продвижение по реке Северная Двина, как можно быстрее захватить Котлас. Тогда советским войскам во главе с губисполкомом некуда будет отходить, разве что в Шенкурск, а вокруг Шенкурска в засаде батальоны Белой армии.
И в Архангельск красные не вернутся – опоздали. В губисполкоме рассматривался и такой вариант: город Архангельск врагу не сдавать – превратить в осажденную крепость. Были боеприпасы. Было продовольствие. Но в инженерном отношении гарнизон не готов держать оборону. Город-порт, расположенный вдоль берега Северной Двины, считай, на тридцать километров, по рельефу местности не имел таких преимуществ, как Порт-Артур или Севастополь. «Город на мхах» – так его называли сами архангелогородцы – уязвим во всех отношениях.
Эвакуация проходила в спешке, не хватало речного транспорта, но все-таки людей и главные грузы удалось отправить вверх по реке.
В момент, когда последние пароходы с эвакуированными отошли от пристани, в Архангельске произошло вооруженное выступление контрреволюции. К власти пришло заранее сформированное Верховное управление Северной области – правительство о главе с социалистом Чайковским.
Оно встречало интервентов как освободителей Русского Севера от диктаторской власти большевиков.
Когда интервенты оккупировали Беломорье, с большим запозданием 6 августа 1918 года Высший военный совет образовал Северо-Восточный участок завесы.
Руководство участком – вопреки настоянию Троцкого – Высший военный совет возложил на большевика Михаила Сергеевича Кедрова. Двумя днями раньше, 4 августа, Кедров предложил объединить войска местных Советов в Архангельский район обороны, что и было сделано.
Перед объединенными войсками Кедров поставил задачу:
– Мы должны воспрепятствовать распространению высадившихся иностранных войск как по суше, так и по рекам внутрь страны.
– А как же море? – кто-то бросил реплику.
– И берега моря.
Он тут же огласил директиву из Москвы, полученную только что по телеграфу:
«Советское правительство требует во что бы то ни стало не сдать врагу Котласа».
Каждый, кто был в этом зале на секретном совещании, разделял тревогу Москвы: если Антанта и белогвардейцы Колчака соединятся, они единым северо-восточным фронтом поведут наступление на Москву.
Четко вырисовывались три направления:
Северодвинское – вдоль реки Северная Двина, кратчайший путь на Котлас и Вятку.
Железнодорожное (архангельское) – вдоль железной дороги Архангельск – Вологда.
Петрозаводское – вдоль железной дороги Мурманск – Петрозаводск. Основной удар враг наносит на Вологду и Котлас.
Кедров как руководитель Северо-Восточной завесы строго предупредил участников совещания: детали разговора сохранить в строжайшей тайне.
– Москва, – признался он, – готовит крупные материальные и людские резервы, предназначенные Восточному фронту, в том числе и нам.
Это были его заключительные слова.
Уже на следующий день телеграмма с текстом секретного совещания командного состава Красной армии Северо-Восточного участка завесы лежала на столе у генерал-лейтенанта Миллера, принявшего на себя командование белыми войсками Мурманского края.
Его агентура действовала, как и в предвоенные годы, активно и четко.
Генерал медленно читал список командного состава завесы. Некоторых офицеров и генералов он знал по совместной службе в довоенные и военные годы. Многие из них образцово показали себя на фронте, занимали высокие посты в Белой армии. Но сразу же после вооруженного восстания в Петрограде, когда власть перешла к большевикам и было образовано советское правительство во главе с Лениным, был брошен клич «Отечество в опасности!». Многие офицеры добровольно поступили на службу в Рабоче-крестьянскую Красную армию.
Генерал Миллер был в растерянности. Что их заставило сделать скоропалительный выбор? Чем новая власть их соблазнила? Была ли моральная и материальная заинтересованность? Почему они перебежали в лагерь классового врага? Со времен Древнего Рима известно: патриций никогда не будет плебеем. Это хуже позорной смерти.
По древнеримским меркам, многие добровольцы Красной армии были патрициями, носили генеральские и полковничьи погоны. У них была земля, доставшаяся им по наследству. Была валюта в европейских банках и за океаном.