«Но почему мы? — задал себе вопрос Морозов. — Почему не какая-нибудь Восьмерка, или Альфа какая-нибудь? Какого черта тут мужики делают?»
Чувство подставы сделалось сильнее.
Юра кивнул Левке Дорофу, увлеченно рассматривающему устройство лифтов.
— Отойдем…
Когда они оказались в дальнем углу платформы, так, чтобы майор не мог их слышать, Морозов спросил:
— Какая станция дальше?
— Это смотря куда идти. По какой ветке.
— Давай все варианты.
— Ну, все не смогу. Вот та, — Лев махнул рукой на туннель, по которому ополченцы не шли, — ветка старая. Куда ведет, не знаю.
— Ты ж все знаешь.
— Все, конечно, но до определенного предела. Старая ветка делалась в других условиях, с другими целями, для других людей. И секретность там была… сам понимаешь. Я, конечно, могу раскопать, но деньги, время…
— Хорошо, а та, по которой мы шли?
— Ты чего, не понял? — Дороф удивленно поднял брови.
— Нет.
— Кремль, друг мой, Кремль!
Верещагин махнул рукой:
— Подъем! Все вниз. Пойдем дальше. Идем коробочкой.
Морозов поймал за руку рванувшего было Льва.
— Будь начеку. Если что, просто падай. Потом разберемся.
— Ага! — весело ответил Дороф. Потом остановился и спросил: — Видел, кого конвоируем?
— Потому и говорю, — отрезал Морозов, пристраиваясь в хвост «коробочке».
Странно, но майор все еще шел впереди.
«Так зачем я здесь? — обратился Морозов к себе. — За кого я? За генералов? Или я коммунист завзятый? Нет, вроде бы… Повстанцы мне чем-то милы? Милы, да. Потому что я один из них. Потому что я против».
Под ногами постукивали шпалы. Человек в плаще, с седой густой шевелюрой шел впереди, старательно обходя лужи, вспыхивающие радужной пленкой в свете фонарей.
«Как интересно получается. Я ведь среди повстанцев, не потому что я за что-то, а потому что я против. Против бардака, грабежа, наглых пережратых морд в телевизоре. Мир, жвачка, кока-кола. Против свинства этого я. Только генералы вот… Генералы эти, блин, ничуть не лучше. Такие же толстопузые гады».
Морозов толкнул в бок Леньку Свердлова, тот все время оглядывался на таящий в темноте туннеля свет, идущий со станции.
— Под ноги смотри.
— Да я смотрю, только… — Свердлов хотел что-то еще сказать, но постеснялся, а Юра был слишком занят собственными мыслями, чтобы переспрашивать.
«Ничего, ничего… Свернем Горби к такой-то матери, посмотрим. Надо будет, и генералов свернем. Не может быть так, чтобы все время было плохо. Не может. Мужик, который ружье в руках хоть раз держал, снова в хомут не полезет. Попробуй загони. Хер тебе!»
Видимо, эту мысль Морозов произнес вслух. Да еще со всей пролетарской своей ненавистью. Потому что идущий впереди Ельцин начал слегка испуганно озираться. Юра заметил это и смутился. Наверное, именно это спасло жизнь ему и идущему рядом Леньке. Погруженный в свои мысли, Морозов проморгал звук, донесшийся из-за спины, Но, вынырнув из задумчивости, он все-таки услышал, как тонко тренькнул рычажок предохранителя где-то сзади.
— Ложись!
Юра кинулся в сторону, снося с ног замешкавшегося Свердлова. Оба со всей дури врезались в стену, упали на шпалы.
Юра успел еще раз крикнуть:
— Ложись!
И с тыла заговорили автоматы.
Первым лег Женька Соколов, позднее всех среагировавший на команду, Он конвульсивно дернулся, вскинул руки, словно намереваясь взлететь. Но лететь было некуда. Он упал на спину, удивленно глядя широко раскрытыми глазами в черный камень потолка.
Остальные прижались к стенам и открыли ответный огонь. Кто-то извернулся и направил включенный фонарик в мертвых руках Соколова туда, откуда раздавались выстрелы.
— Фонари погасить! Погасить фонари! — кричал Верещагин, неожиданно оказавшись в тылу. — Погасить!
— Сука! — вытолкнул через стиснутые зубы Морозов. — Сука!
Он щелкнул фонариком и толкнул его подальше от себя, так, чтобы свет уперся в дальний конец коридора. В тот же миг по светлой точке ударили выстрелы. Черный пластиковый тубус треснул, свет мигнул, погас. Но за это время Юрий успел сделать одну вещь: прицелиться в неясный силуэт, мелькнувший на грани светового пятна. Прицелиться и выстрелить. Попал, не попал, Морозов перекатился в сторону. Снова выстрелил, опять перекатился. Бой в узком железобетонном туннеле больше походил на бойню. Рикошеты, поражающие не хуже прямого попадания, осколки камня, пороховая вонь и запредельный грохот, многоголосым эхом бьющий в уши.
Наконец не выдержали нервы у Вахтанга. Грузин поднялся во весь свой немалый рост, рванулся вперед, прижав яркую звездочку фонарика к автомату, и стал поливать, поливать… Он что-то кричал. Может быть, ругался или просто рычал от переполняющей его ярости. Вахтанг шел вперед по туннелю и стрелял. Морозов в каком-то немом оцепенении видел, как пули вышибают фонтанчики крови из тела товарища, а тот все стреляет, стреляет! Стоя на одном адреналине и упрямстве…
Вахтанг упал, когда «Калашников» сухо щелкнул пустотой. Упал лицом вперед. Туда, куда шел, последним смертным движением.
— Юрка! Юрка! — крикнул кто-то сзади.
Морозов обернулся и увидел машущего рукой Дорофа.
— Сюда давай!
Лева махал ему рукой из-за низкой баррикады, наскоро сложенной поперек туннеля из каких-то длинных мешков. Юра привстал на одно колено, выпустил вдоль стены длинную очередь и, на ходу выбрасывая опустевший магазин, кинулся назад. Из-за баррикады раздалось несколько коротких очередей. Ополченцы прикрывали своего отступающего товарища.
Перебравшись на ту сторону, Юра понял — то, что он принял за мешки, были мертвые тела. Женька Соколов, Максим Борисов, Дима Лесницкий.
«Наши мертвые нас не оставят в беде…» — мелькнула в голове знакомая с детства строчка.
Свердлов и Дороф лежали на шпалах, положив стволы на мертвецов.
— Вахтанг где? Вахтанг? — толкал локтем Морозова Лев. — А?
— Вы что, не видели?
— Нет. Мы тут… баррикадировались. А что?
— Нету Вахтанга.
Дороф ничего не ответил.
Рядом кто-то упал, тяжело и часто дыша. Морозов скосил слезящиеся от дыма глаза. Верещагин.
— Почему они не стреляют, майор?
— Им спешить некуда. Некуда спешить. Сейчас подумают чуток. И снова пойдут.
— Кто? — спросил Лева. — Кто пойдет? Откуда они тут вообще взялись?
— Они тут всегда были. Почему, вы думаете, в метро никто не полез с самого начала конфликта?
— Почему? — спросил Юра. — Закрыли все, законопатили, потому никто и не полез.
— Ну конечно, а то дураков с динамитом мало по Москве ходит?! Гоблинов побоялись!
— Скажи еще — гремлинов, — фыркнул Свердлов. На удивление, парнишка выглядел спокойным. Ему было трудно ждать, когда опасность была затаившейся где-то за спиной, неведомой. А теперь, когда противник впереди, определились цели и линия фронта, бояться стало нечего. Появилась задача, ее надо было выполнить. Страхи кончились.
— Сам дурак, — огрызнулся Верещагин. — Гоблины — это такие ребята, которые по подземельям ходят, как у себя дома. Спецгруппа. Любого диггера спроси, он тебе порасскажет сказок. Гоблины живут тут. Понимаешь?
— А Ельцин где? — проснулся Морозов.
— Там. — Майор отмахнулся в сторону стены.
Луч фонарика высветил сосредоточенное, бледное лицо Президента Российской Федерации. Тот лежал на спине, прижимая к груди чемоданчик, и, не моргая, смотрел перед собой.