— Тут, — ответили сзади.
Игорь резко повернулся. Крепкий, широкоплечий, с черной бородкой молодой человек смотрел на него из ниши в стене. Он помещался туда полностью, так, что его невозможно было увидеть, не подойдя к нему вплотную.
— Маскируешься?
— Ага. Перешел на вторую линию обороны. — Слава вылез из ниши, смущенно улыбнулся, пожимая руку Морозову. Игорь почувствовал, как осторожно сжимаются широченные ладони, которыми, опыт показал, Славик мог подковы разрывать. Когда-то давно Морозов лично прооперировал мать Лебедева, прооперировал удачно и бесплатно. Болезнь отступила, женщина прожила лишний десяток лет и умерла легко, без боли и страданий совсем по другой причине. Профессиональный борец, Слава Лебедев этого не забыл. — Этот там, наверху. Как вы сказали.
— Отлично. Пойдем посмотрим.
Боря-Шары был крепко примотан к стоматологическому креслу клейкой лентой.
Во рту у него с трудом помещалась большая упаковка бинтов. Глаза, точнее, один глаз — второй заплыл начисто — таращился, как у вытащенного на берег окуня.
— Надо же, — сказал Морозов. — А я, кажется, его где-то видел.
Он подошел ближе и спросил у связанного:
— Эй, братец, я тебя видел?
Боря что-то промычал в ответ.
— Ну ничего, ничего, — успокаивающе проворковал Игорь. — И тебя вылечат, и меня вылечат. Все там будем.
Он внимательно осмотрел тело, указал Славе на правую руку пленного.
— Вот эту примотай на пол-локтя дальше. Чтобы пальцы на подлокотник умещались.
Пока Лебедев разрывал путы, Морозов обратился к Боре:
— Ты, дружок, пойми, я не со зла. Просто так ведь ты ничего не скажешь.
Боря отчаянно мычал, пытаясь вытолкнуть кляп.
— Ты же гордый, — продолжал Игорь, придвигая ближе к себе поднос с инструментами. Гадкими стоматологическими инструментами. Увидев их, Боря Шары струхнул. Но куда больший страх у него вызвало внезапно изменившееся лицо Морозова. Словно куда-то таяли мягкие черты, заострялись скулы, поджимались губы, а глаза… глаза прищуривались так, что Боря чувствовал себя уже мертвым. Видел свое тело на анатомическом столе. Голое. Холодное. Мертвое. Под равнодушным взглядом патологоанатома.
— Ты же меня не уважаешь, — говорил Морозов, натягивая резиновые перчатки. Он включил свет, мир вокруг Бори погрузился в темноту, осталась только слепящая галогеновая лампа. — Я не по понятиям живу. Я лох. Парашу не нюхал. Понтов у меня нету.
— Готово, — сказал Слава.
— Ага, вот и замечательно. Спасибо тебе, давай-ка выйдем. Пусть наш друг подумает о жизни.
Они вышли из кабинета.
— Слава, дорогой, ты мне очень помог. Так что сейчас ты иди домой, я тут сам… — Игорь тряс руку Лебедева.
— Да ладно, — смущенно басил борец. — Я всегда.
— Спасибо, спасибо. Действительно помог. Так что если что, обращайся. Помогу, чем могу.
— Ерунда, все нормально.
— Только одна просьба, Славик. — Морозов чуть-чуть наклонился вперед. — Ты никому не говори про это…
— Это вы о чем?! — Слава удивился.
— Вот и славно. — Морозов хлопнул Лебедева по плечу. — А я назад, к пациенту.
Когда он вернулся в комнату, Боря всеми силами пытался вырваться из липкого плена.
— Торопитесь куда-то, молодой человек? — поинтересовался Игорь. — Кстати, на чем я остановился? Ах да! Ты ж меня не уважаешь. Просто так ничего не скажешь. Ты у нас самурай! Гордый воин! Последний из могикан, презирающий боль. Но вот беда, мне очень надо знать, кто тебя сюда прислал. С канистрой бензина. И еще очень мне интересно, кто тебе дал ключи и код к сигнализации. Но ведь ты не скажешь?
Морозов с сожалением и надеждой посмотрел на Борю.
Тот отчаянно толкал языком бинт.
— Или скажешь? — Игорь аккуратно вытащил кляп.
— Сука! Псих! Сука! Я тебя, бля…
— Понял, — Морозов втолкнул бинт обратно. — Я почему-то так и думал. Прежде чем мы начнем, я должен тебя предупредить. В этой комнате совершенно звуконепроницаемые стены. Так что ты можешь сколько угодно звать на помощь. И называть меня всякими нехорошими словами. Этого никто не услышит. Еще, видимо, надо пояснить. Это место — почти музей. Таких кресел уже давно не делают и не используют. Медицина, друг мой, сделала большой шаг вперед. И теперь стоматологические операции ведутся почти без боли. Никаких сверл, никаких крючков. Химические растворы, точная лазерная хирургия. Праздник! А все это… Все это темное наследие конца двадцатого века. Для тебя это все равно что средневековье.
Игорь взял из набора инструментов нечто отдаленно напоминающее тиски.
— С чего начнем? — спросил он связанного. — У нас есть два пункта на сегодня. Ротовая полость и пальцы рук. Ну, давай, на твой выбор. Пальцы или рот?
Боря-Шары начал дергаться.
— Вот и я не знаю, — покачал головой Игорь. — Давай-ка мы начнем с ротовой полости. Уж очень ты грязными словами выражаешься, наверняка есть у тебя какая-нибудь гадость. Кариес там, плохие пломбы.
Он примерился и с хрустом запихнул тиски в рот пленного. Потом вытащил кляп. Покрутил какие-то гайки, приборчик раскрылся в разные стороны.
— Эта штука применяется, когда больной не может держать рот открытым. Очень удобно, — прокомментировал Морозов. — Ну, давай посмотрим…
Он сунул было зеркальце Боре в рот, но тот дернулся.
— Ну, ну, спокойней, — пробормотал Игорь и зафиксировал голову связанного. — Вот так. Вот…
Он некоторое время водил зеркальцем, потом удовлетворенно крякнул и пояснил:
— Кариес. Дупло. Хорошее такое. Скоро заболит. А ты как думал? Неужели папа не учил тебя, что плохие слова говорить нехорошо? Что после этого надо чистить зубы? Чтобы не было дырочек и не было больно. Не говорил тебе папа такого?
Боря попытался было рассказать про спички, но не смог. До боли растянутые челюсти не позволяли даже мычать.
— Знаешь, — Морозов нажал рычажок, и старая бормашина омерзительно завизжала, — когда-то этот метод лечения применялся в специальных психиатрических больницах. СПБ. Правда, смешно? Сейчас этим сокращением именуют Санкт-Петербург. Некоторых политических деятелей прошлого века в этих дурках некоторое время держали. Иногда безрезультатно. Называется то, что мы сейчас будем с тобой делать, перфорация ротовой полости без наркоза. Понимаешь? Я поначалу думал позагонять тебе под ногти гвоздей, но потом решил оказать уважение. Не каждого врага народа так… лечили.
Он по-доброму взглянул Боре в глаза, улыбнулся. И принялся растачивать небольшое дупло на зубе мудрости.
Когда бур достиг чувствительных зон, Боря-Шары не выдержал. Он описался.
— О, — прокомментировал Морозов, брезгливо глядя вниз. — Ты хочешь мне что-то сказать. Точно. Я в этом уверен, ты хочешь со мной поговорить. Я сейчас немного ослаблю тисочки, а ты мне скажешь, да или нет. Хорошо?
— А… — промычал через слезы Боря.
— Вот и ладненько.
Через час Боря-Шары лишился зуба мудрости. Под общим наркозом.
Над Питером вставало солнце.
— Валера? — Игорь стоял у окна, глядя на просыпающийся город. — Дело важное. Разбуди, пожалуйста, Михаила с Сашкой. И дуйте ко мне в клинику. У меня тут есть интересный случай. Из медицинской практики. И коньяку возьмите.
Вместе с мужчинами прибыла встревоженная Лидия.
— Тебя-то чего принесло? — проворчал Игорь.
— Если ты требуешь с утра коньяк, то дело серьезное, — отрезала Лида. Валера виновато пожал плечами. — К тому же мне на работу.
— Может быть, это и кстати. — Морозов махнул рукой наверх. — Туда.
Когда все поднялись наверх, Боря еще не отошел от наркоза. Он вяло шевелил руками, глаза то и дело убегали куда-то под брови.
— Боже мой, кто его так отделал? — поинтересовался Валера.
— Это не я, — честно сказал Игорь. — Это Слава постарался.
— Борец? — спросил Вязников.
— Да, помнишь, наверное?
— Как забыть?.. Я тот номер с подковами до сих пор с содроганием вспоминаю… А почему он в таком виде?