Стропы плотно разместились в железной лапе крюка.
— Первый пошел! — крикнул Саша.
Он запрыгнул на крышу грузовика, провожая взглядом плывущий по воздуху блок. Внизу, в огромной яме, суетились люди, размахивал руками Петрович. Невдалеке женщины занимались пикником. Разложенный костерок ароматно дымил сосной. Над ним расставила закопченные железки тренога с подвешенным пузатым котлом. Рядом расположился столик с зеленью. Катерина с Маринкой нанизывали на шампуры кусочки мяса, капал маринад. Девчонки о чем-то оживленно разговаривали. Вика, Лида и Лариса крутились около котла, что-то подкладывая, помешивая и периодически пробуя. Эллочка безуспешно пыталась отогнать от стола щенка, которого недавно взяли Полянские.
— Идиллия, — пробормотал Александр, чувствуя, как сами собой раздвигаются в улыбке губы.
Присматривая за женщинами, он упустил момент, когда блок коснулся земли.
— Первый камень Дома Огаревых! — хрипло заорал старший Морозов. — Ура!!!
Мужская часть Клана заорала, завопила на разные голоса, торжествуя, радуясь рождению нового Дома. Размахивал здоровой рукой Полянский, обнимались Морозовы, яркой звездочкой посверкивало на пальце Игоря кольцо главы рода, прыгали и размахивали руками мальчишки. Александр отметил, какие взгляды Сережка Огарев бросает в сторону Катерины. Та смущенно улыбалась, держась за живот. Валерка Огарев радовался вместе со всеми, хлопая блок по железобетонным бокам, как лучшего друга.
Водители озадаченно созерцали такое всеобщее ликование, переглядывались.
Александру очень не нравился тот, что ворчал насчет расстояний. Презрительная усмешечка не сходила с его лица. Он пристально рассматривал суетящихся женщин, что-то бормотал себе под нос, хмыкал сально и гадко.
Наконец Петрович махнул рукой.
— Следующий пошел! — крикнул Вязников.
— Раствор! — скомандовал старший Морозов.
— Бегу! — откликнулся Ромка и побежал с тачкой к Полянскому.
Водила фыркнул:
— Чокнутые.
Вязников проводил очередной блок и подошел ближе к борту.
— …брюхатая, — донеслось до его слуха.
Александр неслышно спрыгнул на землю сзади.
— Идио… — Водитель двинулся назад, развернулся и тут же столкнулся с Александром нос к носу. — Ты чего?
— Ты мне хочешь что-то сказать?
— А что?
Мужик был не из пугливых, но шаг назад все же сделал. Он был в возрасте, седые короткие волосы, мясистое, с глубокими морщинами лицо.
Вязников шагнул вперед. Перед глазами вспыхнула яркая летняя зелень травы, кровь и тела. Саша вспомнил, как несколько месяцев назад на этом месте, вот там, за кустами, он почти в упор застрелил ублюдка с пистолетом. И потом долго грузил тела в машины. Вспомнил, какими глазами смотрели на него ребята Иван Иваныча, приехавшие, чтобы раскидать по запчастям раскуроченные «трофейные» автомобили.
Что уж там увидел в его глазах водила?.. Но что-то увидел, точно.
Мужик прижался спиной к грузовику и побелел.
— Пшел в кабину, и чтобы я тебя больше не видел, — процедил Вязников, чувствуя, что еще минута такого общения, и «планочка упадет».
Водила, в сущности, обычное бытовое хамло, юркнул в приоткрытую дверь с облупившейся синей краской и пятнами ржавчины. Щелкнул замок.
Вязников с трудом забрался в кузов, подцепил очередной блок и сел на нагретый солнцем борт.
Погладил шершавой ладонью щеку, почувствовав, как напряглись мышцы лица.
Когда-то, давным-давно, человек, отнявший чужие жизни, считался нечистым, слишком близким к чужой смерти. За его левым плечом незримо стоял кто-то, смотрел его глазами. Остальные люди это чувствовали, сторонились.
«Ничего не изменилось, — подумал Александр. — С тех пор ничего не изменилось. Как будто черные крылья за спиной. Для таких ерундовых разборок я слишком страшный. Все равно что засовывать тротиловую шашку в крысиную нору».
В котловане уже четко вырисовывался правильный прямоугольник. Уже скоро на этом месте вырастет новый дом. В нем будут жить люди, со своими горестями и радостями. Каждая стена обрастет своей историей. Каждая ступенька обретет только ей присущий звук.
Люди суетились в котловане, за рабочим азартом даже не подозревая, что сейчас своими руками строят будущее.
Вязников усмехнулся. Почему-то вспомнилось, что у себя дома он до сих пор четко помнит тот угол, в который его ставил отец.
Дом. Это не просто стены. Это эмоции, история, память. Дом — это Принцип. Основа той жизни, где есть место Клану, сообществу людей, объединенных общей Историей, Землей и Кровью. Людей, объединенному усилию воли которых не может сопротивляться ничто на Земле.
Когда в котловане дружно заорали мужчины, Катерина вздрогнула. И, словно в ответ, зашевелился внутри ребенок. Она прислушалась, осторожно положив руку на живот.
— Спокойно, спокойно, — быстрой скороговоркой заговорила она. — Все хорошо, все нормально. Это наши первый камень поставили, ничего страшного. Радуются. Тихо, тихо…
Маленький успокаиваться не желал, ворочался, бил ножкой.
— Как ты разволновался… — нахмурилась Катя.
Она перехватила встревоженный взгляд Сергея. Улыбнулась, незаметно махнула рукой. Все в порядке, мол. В последнее время их отношения стали ближе. Младший Огарев всячески заботился о ней, задерживаясь в ее комнате допоздна. Сережа беспокоился о будущем ребенке как о своем собственном. Спорил с ней об имени, расписывал, какой должна быть детская, иногда заставляя Катю хохотать своими понятиями о дизайне интерьера. Она, подобно Пенелопе, распускавшей свое рукоделье каждую ночь, дорисовывала портрет Сергея по штриху, понимая, что никогда не сможет закончить этот официальный предлог для его частых визитов. Где-то глубоко внутри Катя чувствовала, что будет рисовать эту картину всю свою жизнь.
В их отношениях не хватало одного маленького вопроса, на который Катерина уже знала ответ.
Когда в воздух взмыл последний блок и грузовики начали, тяжело ворча, разворачиваться в обратный путь, Катя разместила над мангалом последний шампур и удовлетворенно вытерла руки бумажным полотенцем.
Она встала, собираясь позвать Эллочку приглядеть за шашлыком, но на стройке вдруг произошло очередное грандиозное событие.
— Последний камень в фундамент семейства Огаревых, — что есть мочи завопил Морозов-старший.
— Ура!! — подхватил усталый мужской хор.
Внизу живота екнуло. По спине пробежал холодный поток мурашек, и Катерина почувствовала, как по ногам что-то струится…
— Мама!!!
И мир забегал вокруг.
Носились все. Включая щенка Полянских.
Кто-то тащил «тревожный чемоданчик», кто-то заводил машину, причем сразу две. Кто-то подхватывал ее под руки и вел куда-то. Все галдели, волновались и бегали.
— Да успокойтесь вы, — стонала Катя. — Успокойтесь!
— Дыши! — испуганно отвечали ей.
— Дышу я, дышу…
Когда наконец Вика прыгнула за руль, а по бокам Кати уселись Лариса и Лида, отец вдруг вспомнил про медальон. Женщины замахали руками, взяли, мол, взяли…
— Так какого хрена вы ждете?! — завопил Александр. — Езжайте!
В последний момент в машину вскочил Сергей.
— Тебя куда черти несут?! — рявкнула Лида.
— Я чемоданчик понесу! — заявил он испуганно.
— Ой, поехали!!! — заголосила Катерина.
Вика утопила педаль в пол.
Маленькой девочке уже надоела суета. Надоело ожидание. Ее интересовал мир, огромный, пахнущий лесом, вкусным хлебом, жизнью. Ей хотелось туда, где светит солнце. Где живут большие-большие, до самого неба, люди. Где можно расти. Становиться выше, больше, сильнее, красивее.
Ее жизнь там, внутри мамы, просто кончилась. Маленькой девочке хотелось идти дальше.
От рождения к рождению. Вперед и вверх. К небу, которое так близко.
Виктор Косенков
март 2004 года