Алексей сначала соглашался с Никоном и обращался с ним как с равным. Отправляясь в 1654 году на войну, он просил патриарха распоряжаться вместо него и даровал ему титул великого государя. Никон использовал все преимущества этого титула; на самом деле он пользовался ими даже до назначения патриархом[64]. В течение двух с половиной лет царского отсутствия он осуществлял руководство во властной манере, заставившей отвернуться от него даже реформаторски настроенных друзей. Под конец он отдалил от себя так много священников и аристократов, что по возвращении Алексей охладел к нему. Не последней его проблемой была и неприязнь супруги царя. В 1658 году, оскорбленный несколькими боярами, которые презирали его как выскочку из крестьян, и обиженный, что царь не появился на двух следовавших друг за другом службах, проводившихся патриархом, Никон покинул свой пост, хотя и не сложил с себя сан (в чем он позднее обвинялся), и удалился в монастырь.
Попытки примирения провалились, и в течение восьми лет русская церковь, по сути, вообще не имела главы. В 1666 году Алексей созвал собор, чтобы разрешить спор. Это был показательный процесс, где присутствовали два греческих патриарха, которые не имели достаточных полномочий и, как предполагается, были подкуплены[65]. Одно из обвинений, выдвинутых против Никона, состояло в том, что в отсутствие царя в Москве он присвоил себе титул великого государя. Это и другие связанные с ним обвинения, на которых настаивали греки, в крайней степени зависимые от Москвы и согласившиеся на все, что она хотела, были по большей части безосновательными, и Никон смог доказать это в своем пространном ответе.
Он тщательно систематизировал свои политические идеи в длинном, по пунктам, опровержении выдвинутых против него обвинений на соборе 1666–1667 годов[*]. В нем он вновь подтвердил традиционную византийскую теорию, согласно которой церковная и светская власти разделены, и перечислил нарушения этого принципа русской короной. Он отрицал, что царь является главой церкви — эта честь принадлежит Христу, и на этом основании отказывал ему в праве назначать священников на высокие места в иерархии и созывать церковные соборы. Соответственно, не было у царя и права на монастырские земли. Как нарушение принципа «симфонии» Никон резко осудил и создание в 1650 году Монастырского приказа, правительственного органа, уполномоченного осуществлять суд над духовенством (за исключением самого патриарха)[66].
Общепризнано, что на самом деле Никон стремился возвысить церковь над государством. Однако в 1930-х годах русский эмигрантский историк попытался нарушить этот консенсус утверждением, что Никон всего лишь хотел восстановить византийские традиции[67]. Но остается фактом, что Никон ясно давал понять: в то время как царь не имел права вмешиваться в дела церкви, патриарху было даровано право вмешиваться в светские дела всякий раз, когда он чувствовал, что царь отклоняется от принципов христианской религии. «В вещех духовных, во славу Божию подлежащих, — говорил он,— Архиереи есть вышши нежели царь… Но в тех, яже в заступление мира сего належат, между же собою противления не имут, обаче архиереи в суде мирском пристяжение имать для лучшаго исправления и в пристойных местах, царь же не к тому в церковных и священных правлениих, яко же выше есть писано. Ибо естьли царь не творит ему пристойнаго в божественных законех, такожде и архиерею возможно быти противу его запрещати, не яко противо царя, но яко противу изступленаго от закона… Тако приимем первее разумение ученых в законе духовнем, яже утвержает, яко власть царская имать быти повинна власти архиерейстей… Сего ради явнейше, царь имать быти мнее архиерея и ему в повиновении»[68].
К несчастью для Никона, подобные идеи нарушали традиции и шли вразрез с практикой Московского государства, которое привыкло обращаться с церковью как с подчиненным*. В результате собор принял никоновские исправления священных текстов и изменения церковных обрядов, но отказался вернуть его на патриарший престол, несмотря на его настойчивые утверждения, что он никогда не оставлял своего места. Вместо этого собор лишил его сана и заключил в Белозерский монастырь далеко на севере (когда-то служивший местом обитания заволжским старцам), где Никон провел остаток своих дней.
Русская церковь, ослабленная расколом, потеряла остатки своей независимости в начале следующего столетия, во время правления Петра I. Петр был враждебно настроен по отношению к духовенству, потому что оно противилось, пусть даже лишь пассивно, его вестернизаторским реформам и потому что подозревалось в причастности к заговору, возглавлявшемуся его сыном Алексеем и имевшему целью реставрацию старых обычаев. Он также находил неприемлемым существование конкурирующего источника власти, неважно, насколько слабого: по этой причине Петр покончил с патриаршеством, объяснив, что страна не может иметь двух суверенов[69]. После смерти патриарха Адриана он назначил в качестве «местоблюстителя патриаршего престола» Стефана Яворского.
*
Palmer W. The Patriarch and the Tsar. London, 1873. Vol. 3. P. 383. В. Сокольский обратил внимание, что это требование было «почти буквальным переводом четвертой статьи второй главы византийского кодекса, известного как Ерапаподе» и являвшегося частью русского церковного законодательства (Spinka М. Patriarch Nikon and the Subjection of the Russian Church to the State // Church History. 1941.Vol. 10. №4. P. 351). Отсюда можно сделать вывод, что требование Никона не отходило от традиции (Ibid. Р. 353).