А после смерти Яворского в 1721 году Петр вообще ликвидировал сан патриарха, заменив его министерством духовных дел, названным Священным синодом и дожившим до революции 1917 года. На протяжении своего существования он возглавлялся мирянами, иногда даже военными.
И при этом Петр не ограничил свои нападки на церковь только административными мерами. Он экспроприировал церковные и монастырские земли, таким образом разрубив гордиев узел, определявший отношения между церковью и государством более двух столетий. Духовенство и монахи, которые не оказали никакого сопротивления этому решительному шагу, были переведены на государственное жалованье. Вопрос об отношениях государства и церкви был решен окончательно — с этого времени русская церковь стала частью государственной администрации.
Политическая теория в настоящем смысле этого слова, не просто как компиляция идей, а как доктрина государства с объяснением его истоков и оснований, законных полномочий и его отношения к обществу, впервые появилась в России во время правления Петра Великого. Произошло это в силу нескольких причин. Во-первых, Петр уменьшил влияние церкви на политику, превратив ее из формально автономной организации в простой инструмент власти. Во-вторых, он был первым русским правителем, рассматривавшим государство как самостоятельный, отделенный от личности монарха институт, которому каждый, включая самого монарха, был обязан служить[*]. И, в-третьих, Петр приказал перевести некоторые из наиболее известных западных политических трактатов, незнакомых русским. К 1730 году, спустя пять лет после смерти Петра, когда Россия переживала кризис престолонаследия, ее ведущие полемисты могли свободно цитировать Бодена, Гоббса, Локка, Гроция и Пуфендорфа.
Путешествия за границу тоже способствовали появлению политической теории в России. До Петра русские путешествовали на Запад только по официальным поручениям и в этой роли не проявляли особого интереса к иностранным культурам: так называемые статейные списки, которые они составляли по возвращении, были формальными отчетами, почти ничего не говорившими о заграничных нравах. Но Петр послал учиться за границу множество молодых людей; он также учредил первые постоянные российские посольства. Пребывание за границей открыло этим русским глаза на образ жизни, сильно отличавшийся от их собственного, и такой опыт в некоторых случаях приводил к сравнениям не в пользу России. Примером может служить путевой журнал П.А. Толстого, которого Петр отправил в Италию изучать кораблестроение. Толстой в основном поражался разнообразию и богатству итальянских каменных зданий, необычных для России, но замечал также и другие черты западной жизни, высказавшись после пребывания в Венеции о ее удивительном богатстве, религиозных церемониях, музыке и об отсутствии пьяных[70]. Результатом подобного опыта стало то, что русские начали намного чаще задавать себе вопросы о собственной стране и ее правительстве.
Сам Петр был деятелем, а не мыслителем: по словам Ключевского, его невозможно представить сидящим в тихом созерцании[71]. Это не означает, что ему не хватало идей — скорее он беспорядочно впитывал западные идеи из прочитанного, из разговоров и заграничных путешествий, но не подвергал их сомнению, а стремился со всей своей безграничной энергией воплотить в жизнь. Одной из таких идей было представление о суверенитете как неограниченной власти. Петр был первым русским монархом, формально определившим свои самодержавные прерогативы. Он сделал это в Воинском уставе 1716 года: «Его Величество есть самовластный монарх, который никому на свете о своих делах ответу дать не должен. Но силу и власть имеет свои государства и земли, яко Христианский Государь, по своей воле и благомнению управлять»[72].
Другая привлекшая его идея заключалась в том, что правитель и подданные несут обоюдную ответственность за создание «всеобщего блага», или «блага отечества»; эти концепции появились на Западе уже в IX веке, но не имели прецедента в России, где интересы монарха замыкались на него самого*. Это представление впервые было сформулировано в манифесте 1702 года, приглашавшем иностранцев в Россию, и затем не раз воспроизводилось[73]. Одним из его проявлений был обычай, введенный Петром для оправдания некоторых его новаторских указов. В Московии они издавались безапелляционно, и ожидалось, что будут выполняться потому, что таково желание патримониального правителя. Понятие «всеобщего блага» требовало, чтобы правитель объяснял мотивы своих распоряжений, и Петр делал это в некоторых своих указах.
*
До недавнего времени ответы Никона были доступны только в английском переводе, опубликованном Уильямом Палмером в первом томе его труда «The Patriarch and the Tsar» (London, 1871 ). Полный русский текст впервые воспроизведен в книге под редакцией В.А. Туминой и Г.В. Вернадского: Patriarch Nikon on Church and State: Nikon's “Refutation". Berlin, 1982.