Петр Струве, писавший в начале XX века, видел в непоколебимости российской интеллигенции и ее неспособности к компромиссам зеркальное отражение царизма[15].
Консерваторы убеждали образованных русских людей «повернуться к народу», чтобы преодолеть эту интеллектуальную бесплодность и предотвратить разнообразные эксцессы, которым она способствовала, — не в том, конечно, смысле, в каком этот лозунг использовался революционерами, для которых он означал подстрекательство сельских масс к насилию. Речь шла о смиренном паломничестве, ученичестве у простых людей. Только таким образом, по мнению консерваторов, интеллигенция в целом, и нигилисты в особенности, могли преодолеть свое пустое все- отрицание.
Наряду с нигилизмом на консерватизм повлияло — скорее психологически, чем интеллектуально — польское восстание 1863 года. Как и предшествовавшее ему восстание 1830–1831 годов, оно задело русские национальные чувства, поскольку было истолковано не как законная попытка народа с многовековой историей вернуть себе независимость, а как европейская атака на Россию. Это в огромной степени способствовало появлению крайнего национализма и усилению ощущения, что только самодержавие сможет сохранить целостность страны.
Таков был новый консерватизм: националистический и популистский, антизападнический, боявшийся за будущее России и приобретавший все более отчетливый оборонительный характер.
Первым, кто дал отповедь нигилистам и, в общих чертах, всей интеллигенции, был Михаил Катков (1818–1887), наиболее влиятельный журналист времен Александра II и Александра III. Катков был не теоретиком, а публицистом, и как редактор ежемесячного «Русского вестника» и ежедневных «Московских ведомостей», способствовал повсеместному распространению проправительственных и националистических идей. Он делал это очень осторожно, нападая на оппонентов лишь тогда, когда был уверен в поддержке со стороны властей. Он влиял не только на общественное мнение, но и на правительственные круги: согласно архиконсервативному «серому кардиналу» Константину Победоносцеву, «были министерства, в коих ничто важное не предпринималось без участия Каткова»[16].
Катков родился в простой семье и свои юные годы провел в страшной бедности. В молодости, в 1830-х и 1840-х годах, он входил в ряд кружков, увлекавшихся идеалистической философией, и дружил с Белинским. Как и многие другие в этой среде, он оказался под влиянием немецкого идеализма; 1840–1843 годы провел на учебе в Германии, где подружился с Шеллингом. В то время Катков был убежденным западником, поклонником Петра Великого. Когда в 1855 году он добился разрешения издавать «Русский вестник», это было воспринято в основном как уступка либеральному движению: и действительно, среди первых авторов журнала значились такие известные либералы, как Борис Чичерин, Константин Кавелин и Иван Тургенев. В первые годы своего существования катковский журнал был «ярким выразителем политического либерализма и главным проводником в общество конституционных идей»[17]. В пределах, разрешенных ослабленной, но все еще бдительной цензурой, Катков выступал как страстный англофил, отстаивал необходимость для России конституции и представительных институтов и выражал надежду, что земства сделают возможным развитие страны от самодержавия к самоуправлению[18]. Он восхвалял свободу и критиковал бюрократию. Его издания предоставляли место для обсуждения российских недостатков, выявленных Крымской войной, таких как крепостное право, цензура и отсутствие законопорядка. Вдобавок он опубликовал некоторые из величайших классических произведений русской литературы, включая главные романы Достоевского, а также ряд важных сочинений Тургенева («Отцы и дети») и Льва Толстого («Анна Каренина»).
Однако вскоре Катков разочаровался в либерализме и начал свое движение вправо, которое закончится тем, что он отвергнет все, чему поклонялся раньше. В этом стремлении он получил поддержку могущественных покровителей, которые даже при относительно либеральном правлении Александра II отождествляли себя с делом национализма. До 1860-х годов царский режим поддерживал наднациональную имперскую идеологию, что выглядело вполне логичным с учетом того, что Россия была многонациональной империей. Когда Самарин выступил с критикой правительственной политики в балтийских губерниях из-за предоставления немецким баронам особых прав, он был арестован и за возбуждение национальной вражды получил личный выговор от Николая I (см. ниже). Но теперь ситуация изменилась. По словам Петра Струве, российское самодержавие стало «национальным»:
16
Письмо Александру III, 1887, в кн.: Письма Победоносцева к Александру III. М., 1926. Т. 2. С. 141.
18
PyziurE. Mikhail N. Katkov: Advocate of English Liberalism in Russia, 1856–1863//SEER.Vol. 45.№ 105 (1967). P. 446, 449.