В 1846–1848 годах Самарину было поручено обследование административных и экономических условий в Риге. Это дало ему возможность на собственном опыте разобраться в том, в какой мере Санкт-Петербург уступил балтийским немцам контроль над прибалтийскими губерниями, отдав в их распоряжение местное латвийское и эстонское население, — факт, о котором в России тогда знали немногие. Используя свои наблюдения, в 1848 году он написал «Письма из Риги», которые, хотя и распространялись только в рукописи, привлекли внимание III Отделения, российской политической полиции. В них он осуждал готовность правительства передать немцам власть над российскими подданными. Его безрассудная смелость в критике политики правительства, притом что он занимал государственную должность в наиболее деспотичный период имперской истории, произвела сенсацию. В марте 1849 года по приказу Николая I он был арестован и заключен на 12 дней в Петропавловскую крепость. После освобождения автор писем был вызван на частную аудиенцию к императору, который отругал Самарина за рассуждения о делах, которые его «никоим образом не касаются», и за подстрекательство немцев против русских.
«Возбуждая общественное мнение против правительства», — сказал Николай I, Самарин призывает к новому восстанию декабристов. После этого выговора Самарин был отослан домой на попечение своего отца[*].
Затем Самарин служил на Украине, где близко познакомился с условиями крестьянской жизни, но в 1853 году он оставил правительственную службу.
Огромное влияние на формирование его политической философии оказало появление в 1842 году книги Лоренца фон Штейна «Социализм и коммунизм в современной Франции», работы, которая предвосхитила марксистские идеи и почти определенно повлияла на самого Маркса[37]. Находясь в Париже в качестве журналиста, Штейн познакомился с французскими социалистическими доктринами и движениями и пришел к выводу, что в современном мире экономика и социальные конфликты, вызываемые ею, маргинализовали политику:
С июльской революцией [1830 года во Франции] мы вступаем на совершенно другую территорию. Долго господствовало мнение, что в это время политические отношения были действительно важны. Каждый искал связь между ними и первой революцией [1789 года], главным образом, в конституционных вопросах, в сущности связанных с ними конфликтов, в противостоянии монархии и республики. Любой, кто хочет познать дух истории, а не внешнее проявление событий, должен пересмотреть такой подход… [Это] организация общества определяет конституцию государства… Вся политика зависит от действий общества.
Из того, что изложено в этой книге, величайшую историческую ценность приобретает общий факт, который никогда не казался таким ясным и грандиозным, как сейчас: из организации национальной экономики неизбежно появляется индустриальный [класс],который контролируется капиталом, который политически и социально распоряжается трудом, который свободен, но не участвует в накоплении и распределении капитала. Это противоречие превращает рабочий класс в пролетариат, и если капитал не начнет серьезно заниматься социальной реформой, то оно неизбежно и обязательно вызовет социальную революцию[38].
Будучи монархистом, желавшим избежать революции, Штейн утверждал, что классовые конфликты, порождаемые капитализмом, могут быть решены только посредством вмешательства государства. Монархия сможет править эффективно, только если будет заботиться о низших классах, стремящихся к улучшению своего положения. Иными словами, вместо того, чтобы цепляться за статус- кво, власть должна стать динамичной и взять на себя руководство социальными силами, требующими изменений.
Европейские революции 1848 года убедили Самарина в правоте Штейна. Современные проблемы, безусловно, имели социальную природу, и, чтобы выжить, монархиям следовало найти общий язык с низшими классами. В 1849–1853 годах он занимался проблемами деревни и таким образом приобрел превосходное понимание крестьянских нужд и потребностей. После Крымской войны он утверждал, что Россия оказалась в том же положении, что и Пруссия после своего поражения от Наполеона в битве при Йене и что если она не попытается превзойти прусских реформаторов начала 1800-х годов, то может погибнуть. Основной проблемой страны и причиной того, что ее армии потерпели поражение на собственной земле, было то, что крестьянство, составлявшее 4/5 населения империи и лишенное наиболее важных прав человека, не имело никакой возможности развить свое чувство гражданского долга. Тогдашний крепостной смотрел на правительство как на иноземную силу, во многом так же, как его предок смотрел на монгольского завоевателя. Так же он воспринимал и своих помещиков: «Оттого крестьяне почти во всех обстоятельствах жизни обращаются к своему помещику темными сторонами своего характера. Умный крестьянину присутствии своего господина, притворяется дураком, правдивый бессовестно лжет ему прямо в глаза, честный обкрадывает его, и все трое называют его своим отцом»[39].
*
Нольде Б.Е. Юрий Самарин и его время. Париж, 1926. С. 47-49. Когда в 1868 году книга Самарина «Пограничные земли России» была напечатана за границей, в Праге, сын Николая I и его наследник Александр II отреагировал с таким же неодобрением (Thaden Е.С. Conservative Nationalism in Nineteenth-Century Russia. Seattle, 1964. P. 134).