– Тереза, в сторону! – заорал он.
Вскинув ноги, кувыркнулся и плечом упал на сильно накренившуюся площадку. Лестница осела, со скрежетом и дребезжанием обломки провалились. Тимур вскочил, двигаясь вместе с площадкой сквозь глухой металлический стон, лязг и хруст, побежал, будто с крутой горки, оттолкнулся от края и прыгнул.
Он свалился на бетонный пол, а из проема за спиной ударил поток воздуха, полного ржавой пыли.
Лестница обрушилась, сложилась в стопку искореженного железа. Тимур упал неудачно – вытянув перед собой правую руку, на которую в результате будто напоролся, так что плечевой сустав хрустнул, едва не сломавшись. Еще он сильно ударился шлемом о бетон, и забрало несколько раз мигнуло, то открывая для взгляда озаренный светом прожекторов зал, то погружая его во тьму. Прежде чем электроника вышла из строя, Тим заметил, что зал имеет Г-образную форму. Потолок был низким, на покосившихся треногах стояли горящие вполнакала прожекторы, идущие от них черные провода исчезали в отверстиях под стенами.
Забрало окончательно помутнело; внизу, в районе груди, раздался тревожный писк.
– Первый! Настя! Костя, Акмаль, слышите?!
Тишина в ответ. Шлем глушил звуки, наушники же больше не работали. А ведь человек с гранатометом может быть где-то рядом и напасть в любую секунду… Тим запаниковал, ощущая себя слепцом, вокруг которого бродит враг с острым ножом; каждое мгновение в него могло вонзиться заточенное лезвие, а он беззащитен и ничего не видит. На ощупь отыскав крышечку на тыльной стороне запястья, отщелкнул, прижал тугую прямоугольную клавишу с ребристой поверхностью.
Зашипел сжатый воздух, и шлем сам собой отпал, отлипнув от гибкой трубки вокруг шеи.
Прямо перед ним на спине лежала Тереза. Инокиню прижало лестницей, толстый арматурный прут пробил грудь – броня должна была защитить, но сверху, будто молот по гвоздю, по арматуре ударила площадка, с которой спрыгнул Тимур. Угол ее проломил шлем, раскрошив забрало.
Тим поспешно отвернулся. Из-за поворота доносился шум. Что там? Он привстал, стараясь не думать про лежащую рядом инокиню. По полу впереди тянулось широкое углубление – начиналось возле черного проема в стене и пропадало из виду за углом зала.
Человека с гранатометом здесь не было. И автоматы остались где-то под грудой железа. Скосив глаза, Тим заметил пистолет на поясе Терезы. Значит, инокиням приказали вооружиться не только «ацилутами» и ручными пеленалками…
Он протянул левую руку, не поднимая взгляда на пробитый шлем, снял пистолет и только тогда понял, что рядом висит штык-нож. В нижней части торчал стержень с нарезкой, благодаря которому штык соединялся с оружием. Тим снял нож, пристегнул к фиксатору на боку. Доносящийся из другого конца зала гул стал громче, и вдруг там проехала платформа с низкими, наваренными второпях железными листами по бокам. Она возникла из проема в стене, прокатившись мимо, исчезла за углом. Колес не видно… ага, рельсы там в углублении проложены!
Тим вскочил. Судя по звукам, вагон остановился сразу за поворотом. Тимур шагнул ко входу лифтовой шахты с поднятой решеткой, заглянул: темно, ничего не видно. Хотя… да, вроде что-то едва заметно светится далеко вверху. Должно быть, кабина застряла примерно на середине.
– Эй! – крикнул Тимур, и голос отразился от стенок шахты, постепенно слабея: «Эй… эй… эй…»
Показалось, что в ответ доносятся приглушенные голоса… нет, это сзади! Он развернулся, подняв пистолет в левой руке; правая висела вдоль тела, от плеча к запястью пульсациями стекала боль.
Голоса доносились из-за угла – мужские, женские…
Перед глазами вдруг встало лицо Терезы, хотя Тим так и не увидел его под забралом, – исковерканное, с проломленным лбом, раскрошенными зубами и вдавленными чуть ли не в гортань деснами… кожа ее потемнела… не Тереза, это та негритянка! Но ведь он не убил ее, только прикладом ударил…
Прикусив губу, он побежал. Господи, избавь от сомнений, укрепи сердце, очисти душу, не дай дрогнуть руке! Миновав тихо гудящий прожектор, вылетел в другую половину зала и увидел открытый вагон, полный пассажиров. Там были женщины, мужчины, молодые и старики, дети – больше двадцати гражданских. Как Тимур и предполагал, по широкому углублению шли рельсы, выныривали из темного проема и пропадали в таком же на противоположном конце помещения. Последние люди как раз переходили на платформу. В углу гудел трансформатор, что-то щелкало и позванивало, по бетону вились провода.
Ближе всех к Тиму стояла худая девушка, у ног ее лежал гранатомет.
Так это она стреляла? Заметив стариков с детьми, Тим опустил пистолет – но увидев американку и сообразив, кто виновен в смерти Терезы, тут же прыгнул вперед, вскидывая оружие.
Она стояла вполоборота, приподняв ногу, собиралась шагнуть к платформе, а когда он возник из-за поворота, обернулась. Молодая, может, немного старше Тима, одета в широкие мужские штаны, темный свитер. Грязные резиновые сапожки, патронташ через плечо…
Американка развернулась на одной ноге, другой, вмазав по его запястью, выбила пистолет. Если б правая рука действовала как надо, он бы свалил безбожницу в пару секунд – но конечность едва двигалась, а от боли Тима все еще тошнило.
Ребром левой руки он ударил ее по плечу. Девушка отшатнулась. Трансформатор загудел громче, и вагон поехал.
Тим схватился за штык-нож, но достать не успел: безбожница налетела на него, обхватив друг друга, они рухнули в узкое пространство между рельсами, прямо в маслянистую лужу.
Шпал тут не было. Костюм смягчил падение, хотя головой Тим приложился изрядно. Он оказался внизу. Американка уселась верхом, лицом в ту сторону, куда уехала платформа… А с другой стороны из туннельного зева донесся нарастающий стук: следующий вагон подкатывал к станции.
Тимур попытался вывернуться, высвободить руку, но безбожница прижала его запястье к рельсу. Платформа приближалась – она не сбавляла ход, как первая, колеса постукивали в быстром темпе. Тим ощущал, как содрогается, вибрирует холодный липкий металл под запястьем. Еще мгновение – и колесо раздавило бы кисть, но девушка вдруг развернулась, вскинув руки. Ее колени сильнее сжали бока и тут же разжались, а затем грохочущая платформа сдернула американку с иеросолдата.
Все же вагон ехал не настолько быстро, чтобы размозжить ей голову – ноги девушки проволокло по груди Тимура, по лицу, затем вагон оказался прямо над ним, а она исчезла из виду. Стало темно, вокруг все грохотало, звуки бились в узком пространстве. Он нащупал штык-нож на боку. Ржавое, во впадинах и выступах днище платформы проносилось низко над лицом, едва не задевая кончик носа… Тим провернул стержень в нижней части штыка и ощутил, как дрожь, которую не мог полностью погасить даже мощный демпфер у основания стержня, сотрясла запястье: включился вибропривод.
Вагон затормозил перед станцией, но не получил сигнала к остановке и начал ускоряться: неровности днища смазались, стук колес стал чаще, почти слился в монотонный протяжный звук…
Тим развернулся в тот миг, когда край платформы пронесся над ним, привстал, взмахнув рукой.
Еще только появившись в зале, он заметил, что большая часть вагона железная, но вот пол состоит из плохо пригнанных, разбухших от влаги, пропитавшихся бензином и машинным маслом досок, – и надеялся, что во втором вагоне все обстоит так же.
Он не ошибся: мелко вибрирующий штык вошел в дерево, будто в песок.
Хорошо, что здесь не было шпал, а то бы разворотило колени и отбило внутренности. Тимура поволокло по бетонному полу; сжимая стержень-рукоять, он подтянулся. Ноги содрогались, подскакивали. Тим вцепился в низкие перильца, упер ступню в край доски, затем сумел оторвать от пола между рельсами вторую ногу.
Согнувшись в три погибели и держась за ограждение, выглянул. Платформа въехала в туннель; под низким покатым потолком горели тусклые лампочки, но их было мало, Тим почти ничего не видел. Вагон длинный, куда больше того, на котором уехали гражданские. Будто в пригородном монорельсе, здесь стояли два ряда сидений. В передней части было возвышение, там что-то едва заметно светилось, а рядом маячила человеческая фигура.