***
На страже Государственной границы Союза Советских Социалистических Республик стоял Пограничник-с-собакой.
Увидев запыхавшегося Сидорова, он снял с плеча карабин и громко крикнул:
– Стой! Кто идёт?
– Сидоров идёт, – ответил Сидоров.
– И куда идём? – спросил Пограничник-с-собакой строгим голосом.
– Домой иду.
Пограничник-с-собакой надел карабин обратно за плечо и спросил уже человеческим голосом:
– Что, достали?
– Да уж не то слово, – ответил Сидоров.
– Тогда проходи, – сказал Пограничник-с-собакой. Собака, казалось, тоже хотела что-то сказать, но потом передумала.
И Сидоров прошел через Государственную границу СССР.
Огляделся.
Люди здесь работали на заводах и на колхозных полях, запускали луноходы и марсоходы, исследовали океанское дно и свойства элементарных частиц, читали книги и занимались спортом, растили детей и ухаживали за стариками, по телевизору показывали концерты молодых рок-музыкантов и все симфонии Бетховена, в передаче «Ленинский университет миллионов» бородатые марксистские философы спорили о прошлом, настоящем и будущем, в фильмах про школу детей ненавязчиво учили быть добрыми, а в фильмах про войну – любви к своей Родине и к своей народной армии. В общем, люди жили обыкновенной нормальной человеческой жизнью.
Впервые за много лет Сидоров улыбнулся. Он, наконец, был дома.
Оккупированная территория.
– Палыч, тут человека какого-то странного поймали.
Командир партизанского отряда имени Клима Ворошилова Василий Бойко оторвался от карты, посмотрел на своего помощника. Они вместе служили в одной танковой бригаде, которую немцы расколошматили в ожесточенных боях под Смоленском в сорок первом, только горьковчанин Бойко там был лейтенантом, а его помощник – ленинградец Витька Береснев – рядовым механиком-водителем.
Вот так они теперь второй год по лесам вместе и воевали.
Вокруг них понемногу сложился небольшой отряд – из не вышедших из окружения и не сдавшихся красноармейцов, ушедших в леса немолодых сельских коммунистов и активистов – некоторые даже с семьями, и еще несколькими подростков прибилось, потому что роднные их погибли от рук карателей 11 батальона СС фон Краузе.
Больше-то, по совести, прятались по лесам, лишь изредка уничтожая мелкие немецкие группы. Хотя сейчас немцы уже такими беспечными не были – и мелкими группами не передвигались.
– Ну, приведи, – недовольно сказал лейтенант Бойко. Головной боли хватало и без странных человеков.
Двое партизан ввели в «курятник» – так партизаны называли свои на скорую руку сделанные жилища, которые не жалко было спалить, если вдруг немцы вдруг опять попробуют отряд уничтожить – человека средних лет. Бойко сначала бросил на него беглый взгляд.
– Задержали ребята из дозора на Лосином ручье. Вышел прямо на них. Говорит, дело у него к командиру отряда.
Бойко присмотрелся к человеку. И что-то ему показалось странным. Одежда вроде обычная – сапоги, фуфайка, ватные штаны, шапка. Но – Бойко даже никак не мог подобрать слово – не настоящие какие-то. Словно, словно. .. как у актера в довоенном кино из сельской жизни. Похоже – но любой колхозник сразу увидит, что это не настоящее. Во-вторых, прическа. Нет таких причесок у мужиков в сорок втором. И – лицо. Не наше лицо. Нехорошее предчувствие проснулось у лейтенанта Бойко. Такие прически если и видел раньше, так у тех нескольких пленных эсэсовцев, которых они захватили во время нападения на село Пригорское – самая крупная операция «ворошиловцев» в прошлом году – и пустили потом в расход.
– Дело, говоришь? Так говори свое дело.
– Дело конфиде.. секретное, – сказал мужчина. – С глазу на глаз.
– Обыскали? – спросил Бойко у Витьки.
– Да, товарищ лейтенант (перед другими Береснев обращался строго, по уставу). Вот.
Он положил рядом с картой пачку махорки, спички, кусок хлеба, завернутый в тряпицу и компас. Странный такой компас. Не наш. Не видел таких компасов никогда Бойко – ни у наших, ни у убитых немцев. Покрутил в руках, пощупал.
– Интересный какой компас, – сказал Бойко, глядя на мужчину. – Что это за материал такой? Вроде не железо, а крепкий.
Мужчина безразлично пожал плечами.
– А документов у тебя нет?
– Нет, – ответил тот.
– Как же ты живешь – без документов, а? Без аусвайса немецкого, без нашего советского паспорта? Без красноармейской книжки? Так ведь можно под пулю попасть – по законам военного времени. Да еще с таким странным компасом.
Мужчина стал проявлять нетерпение.
– Товарищ командир, дело очень срочное.
– Срочное? – переспросил командир отряда. – Ну, коль так, говори.
И кивнул своим партизанам, чтобы те оставили их с глазу на глаз. Сам же демонстративно вынул трофейный «вальтер» и положил рядом с собой. Чтобы если что – мужик не забаловал.
***
Немецкая колонна – две танкетки, несколько грузовиков, мотоциклисты – шла беспечно. При такой огневой поддержке бояться им было нечего. Поэтому атака «ворошиловцев» была поначалу для них неожиданной. Но только поначалу. Потом немцы быстро рассредоточились, открыли шквальный огонь – и уже скоро ясно стало, что – как Бойко и предполагал – вся эта затея была чистым самоубийством. Если бы у них была бы хоть пара минометов – на что-то можно было бы рассчитывать. Но так – с двумя пулеметами – слишком неравные силы. Да еще две танкетки.
Витьку Береснева убило на глазах Бойко – выстрелом из танкетки. Фактически разорвало Витьку на куски. Через полчаса – по затухающей стрельбе своих лейтенант понял, что скоро от отряда ничего не останется – и громко, как мог, крикнул: «Отходим!». И стал отползать вглубь леса – потому что встать было невозможно – огонь немцы вели шквальный – головы не поднять.
Когда отполз уже казалось достаточно далеко и стал подниматься – невдалеке раздался взрыв – и что-то горячее и острое, как укус гигантской пчелы – ужалило его в живот. И он снова упал на землю – но уже без сознания.
***
– Давно я в беспамятстве? – спросил Бойко, вывалившись из темноты. Было страшно больно. Его несли, да какое там несли, скорее – тащили, старик Пахомов и молодая девушка-училка из села Высокое. Бойко никак не мог вспомнить ее имя.
– Молчи, командир, – сказал Пахомов злым голосом.
Бойко замолчал. Каждое изменение положения тела вызывало страшную боль и в какой-то момент он вновь выключился.
Снова он очнулся, когда было темно, и рядом горел огонь. Он был у костра, возле которого лежало или сидело несколько человек.
– Много осталось? – спросил Бойко, превзнемогая боль.
– Немного, – ответил кто-то из темноты. Потом в неясном свете огня возникло лицо старика Пахомова.
– Почто же ты отряд положил, командир?
На лице старика были слезы. Пахомов воевал еще в гражданскую, получил кулацкую пулю из обреза во время коллективизации, при этом два раза из партии исключался – человек был принципиальный, начальству от него, как рассказывали, спокойной жизни не было. У «ворошиловцев» он был за комиссара.
– Сколько осталось? – снова спросил Бойко.
– Все тут, – сказал Пахомов. – Пять человек. Бабы и малолетки ушли к Красильникову – это ежели еще найдут его. Немцы теперь весь Нижний лес будут прочищать. Совсем озверели. Даже самолеты прилетали.
И снова спросил злым голосом:
– Зачем, командир, людей на смерть послал?
– Надо так было, – сказал Бойко. – Людей позови.