— Ничего, кажется…
— Как ничего! В каком же это осадном положении ты нашел Москву?
— Ах Господи! Киселев глух и вечно недослышит. Я сказал, что Москва находится не в осадном, а в досадном положении.
Государь махнул рукой и ушел. [63, л. 9–10.]
Генерал-адъютант князь А. С. Меншиков весьма известен своими остротами. Однажды, явившись во дворец и став перед зеркалом, он спрашивал у окружающих: не велика ли борода у него? На это, такой же остряк, генерал Ермолов, отвечал ему: «Что ж, высунь язык да обрейся!» [56, с. 245.]
В 1834 году одному важному лицу подарена была трость, украшенная бриллиантами. Кто-то, говоря об этом, выразился таким образом: «Князю дали палку». — «А я бы, — сказал Меншиков, — дал ему сто палок!» [56, с. 245–246.]
Федор Павлович Вронченко, достигший чина действительного тайного советника и должности товарища министра финансов, был вместе с этим, несмотря на свою некрасивую наружность, большой волокита: гуляя по Невскому и другим смежным улицам, он подглядывал под шляпку каждой встречной даме, заговаривал, и если незнакомки позволяли, охотно провожал их до дома. Когда Вронченко, по отъезде графа Канкрина за границу, вступил в управление министерством финансов и сделан был членом Государственного совета, князь Меншиков рассказывал:
— Шел я по Мещанской и вижу — все окна в нижних этажах домов освещены и у всех ворот множество особ женского пола. Сколько я ни ломал головы, никак не мог отгадать причины иллюминации, тем более что тогда не было никакого случая, который мог бы подать повод к народному празднику. Подойдя к одной особе, я спросил ее:
— Скажи, милая, отчего сегодня иллюминация?
— Мы радуемся, — отвечала она, — повышению Федора Павловича. [56, с. 246.]
Некоему П., в 1842 г., за поездку на Кавказ пожаловали табакерку с портретом. Кто-то находил неприличным, что портрет высокой особы будет в кармане П.
— Что ж удивительного, — сказал Меншиков, — желают видеть, что в кармане у П. [56, с. 246.]
В 1843 году военный министр князь Чернышев был отправлен с поручением на Кавказ. Думали, что государь оставит его главнокомандующим на Кавказе и что военным министром назначен будет Клейнмихель. В то время Михайловский-Данилевский, известный военный историк, заботившийся в своем труде о том, чтобы выдвинуть на первый план подвиги тех генералов, которые могли быть ему полезны, и таким образом проложить себе дорогу, приготовлял новое издание описания войны 1813–1814 годов. Это издание уже оканчивалось печатанием. Меншиков сказал: «Данилевский, жалея перепечатать книгу, пускает ее в ход без переделки; но в начале сделал примечание, что все, написанное о князе Чернышеве, относится к графу Клейнмихелю». [56, с.4247.]
Граф Канкрин в свободные минуты любил играть на скрипке, и играл очень дурно. По вечерам, перед тем временем когда подавали огни, домашние его всегда слышали, что он пилил на своей скрипке. В 1843 году Лист восхищал петербургскую публику игрой на фортепьяно. Государь после первого концерта спросил Меншикова, понравился ли ему Лист?
— Да, — отвечал тот, — Лист хорош, но, признаюсь, он мало подействовал на мою душу.
— Кто ж тебе больше нравится? — опять спросил государь.
— Мне больше нравится, когда граф Канкрин играет на скрипке. [56, с. 247–248.]
Однажды Меншиков, разговаривая с государем и видя проходящего Канкрина, сказал: «Фокусник идет».
— Какой фокусник? — спросил государь, — это министр финансов.
— Фокусник, — продолжал Меншиков. — Он держит в правой руке золото, в левой — платину: дунет в правую — ассигнации, плюнет в левую — облигации. [56, с. 248]
Во время опасной болезни Канкрина герцог Лейхтенбергский, встретившись с Меншиковым, спросил его:
— Какие известия сегодня о здоровье Канкрина?
— Очень худые, — ответил Меншиков, — ему гораздо лучше. [56, с. 248.]
Перед домом, в котором жил министр государственных имуществ Киселев, была открыта панорама Парижа. Кто-то спросил Меншикова, что это за строение?
— Это панорама, — отвечал он, — в которой Киселев показывает будущее благоденствие крестьян государственных имуществ. [56, с. 248.]
В 1848 году государь, разговаривая о том, что на Кавказе остаются семь разбойничьих аулов, которые для безопасности нашей было бы необходимо разорить, спрашивал:
— Кого бы для этого послать на Кавказ?
— Если нужно разорить, — сказал Меншиков, — то лучше всего послать графа Киселева: после государственных крестьян семь аулов разорить — ему ничего не стоит! [56, с. 248–249.]
Австрийцы дрались против венгерских мятежников, как и всегда, чрезвычайно плохо, и венгерскую кампанию окончили, можно сказать, одни русские. В память этой войны всем русским войскам, бывшим за границей и действовавшим против неприятеля, пожалована государем серебряная медаль с надписью: «С нами Бог. Разумейте языцы и покоряйтеся, яко с нами Бог!» Меншиков сказал: «Австрийский император роздал своим войскам медаль с надписью: «Бог с вами!» [56, с. 249.]