— Какое сходство между мной и солнцем? Поэт быстро нашелся:
— Ни на вас, ни на солнце нельзя 'взглянуть не поморщившись. [132, с. 219.]
* * *
Пушкин, участвуя в одном журнале, обратился письменно к издателю с просьбою выслать гонорар, следуемый ему за стихотворения.
В ответ на это издатель письменно же спрашивал: "Когда желаете получить деньги, в понедельник или во вторник, и все ли двести рублей вам прислать разом, или пока сто?"
На этот запрос последовал лаконичный ответ Пушкина:
"Понедельник лучше вторника тем, что ближе, а двести рублей лучше ста тем, что больше". [132, с. 220.]
* * *
К Пушкину, как известно, нередко обращались за отзывом разные пииты и Сафо, большею частью непризнанные, и гениальный поэт никогда не отказывал в этом. Вот случай с казанской поэтессой, девицей А. А. Наумовой.
Наумова, перешедшая уже в то время далеко за пределы девиц-подростков, сентиментальная и мечтательная, занималась тоже писанием стихов, которые она к приезду Пушкина переписала в довольно объемистую тетрадь, озаглавленную ею "Уединенная муза закамских берегов". Пушкин, много посещавший местное общество в Казани, познакомился также с Наумовой, которая как-то однажды поднесла ему для прочтения пресловутую тетрадь свою со стихами, прося его вписать что-нибудь.
Пушкин бегло посмотрел рукопись и под заглавными словами Наумовой:
Уединенная муза Закамских береговбыстро написал:
Ищи с умом союза, Но не пиши стихов.[132, с. 222.]
* * *
Благодаря своему острому языку, А. С. наживал себе часто врагов.
Во время пребывания его в Одессе жила одна вдова генерала, который начал службу с низких чинов, дослужился до важного места, хотя ничем особенно не отличился. Этот генерал в 1812 году был ранен в переносицу, причем пуля раздробила ее и вышла в щеку.
Вдова этого генерала, желая почтить память мужа, заказала на его могилу богатейший памятник и непременно желала, чтобы на нем были стихи. К кому же было обратиться, как не к Пушкину? Она же его знала. Александр Сергеевич пообещал, но не торопился исполнением.
Так проходило время, а Пушкин и не думал исполнять обещание, хотя вдова при каждой встрече не давала ему покоя.
Но вот настал день ангела генеральши. Приехал к ней и Пушкин. Хозяйка, что называется, пристала с ножом к горлу.
— Нет уж, Александр Сергеевич, теперь ни за что не отделаетесь обещаниями, — говорила она, крепко ухватив поэта за руку, — не выпущу, пока не напишете. Я все приготовила, и бумагу, и чернила: садитесь к столику и напишите.
Пушкин видит, что попал в капкан.
"Удружу же ей, распотешу ее", — подумал поэт и сел писать. Стихи были мигом готовы, и вот именно какие:
Никто-не знает, где он рос, Но в службу поступил капралом; Французским чем-то ранен в нос, И умер генералом!— Что было с ее превосходительством после того, как она сгоряча прочла стихи вслух — не знаю, — рассказывает поэт, — потому что, передав их, я счел за благо проскользнуть незамеченным к двери и уехать подобру-поздорову.
Но с этих пор генеральша оставила в покое поэта. [136, с. 9–10.]
* * *
Во время пребывания Пушкина в Оренбурге, в 1836 году, один тамошний помещик приставал к нему, чтобы он написал ему стихи в альбом. Поэт отказывался. Помещик выдумал стратагему, чтобы выманить у него несколько строк.
Он имел в своем доме хорошую баню и предложил ее к услугам дорогого гостя.
Пушкин, выходя из бани, в комнате для одеванья и отдыха нашел на столе альбом, перо и чернильницу.
Улыбнувшись шутке хозяина, он написал ему в альбом: "Пушкин был у А-ва в бане". [136, с. 12–13.]
* * *
Дельвиг, ближайший друг Пушкина, имел необыкновенную наклонность всегда и везде резать правду, притом вовсе не обращая внимания на окружающую обстановку, при которой не всегда бывает удобно высказывать правду громко.
Однажды у Пушкина собрались близкие его друзья и знакомые. Выпито было изрядно. Разговор коснулся любовных похождений Пушкина, и Дельвиг, между прочим, сообщил вслух якобы правду, что А. С. был в слишком интимных отношениях с одной молодой графиней, тогда как поэт относился к ней только с уважением.
— Мой девиз — резать правду! — громко закончил Дельвиг.
Пушкин становится в позу и произносит следующее:
— Бедная, несчастная правда! Скоро совершенно ее не будет существовать: ее окончательно зарежет Дельвиг. [136, с. 13–14.]
* * *
Однажды в приятельской беседе один знакомый Пушкину офицер, некий Кандыба, спросил его:
— Скажи, Пушкин, рифму на рак и рыба.
— Дурак Кандыба, — отвечал поэт.