Матвеев подумал, что это обычные хулиганы или разбойники. Налетчики отобрали у него шпагу, трость, шляпу и стали нещадно избивать. Матвеев писал: «Чрез все силы мои публично стал я кричать воплем великим, в которое время все в карете те плуты меня также били и держали за ворот, и платье изодрали с таким варварством, как описать не могу».
На крик русского посла обратили внимание прохожие, и насильникам не оставалось больше ничего, как остановить карету, вывести из нее Матвеева и нагло заявить, что они действовали по указке купцов, которым дипломат якобы задолжал пятьдесят фунтов.
Инцидент этим не закончился, Матвеева арестовали и увезли в «долговую яму». И только благодаря друзьям он был освобожден:
«Фларенской, особой друг мой, кавалер Жиральди, и милорд Ляфорд тотчас приехали ко мне в тот дом, а португальский посланник, г. Донлук, и милорд Февершен того-ж момента поехали уведомить о том статского секретаря г. Бойля…»
Разгорелся дипломатический скандал, и хотя Матвеева выпустили из тюрьмы, но неприятный осадок в душе остался. Его не сгладили и извинения английской стороны: «В 22-й день были все у меня до единого чужестранные министры, содрогаясь о таком афронте, от века не слыханном и нигде в историях… бесприкладном и в моем лице весьма народное право не только нарушено, но всемерно изневолено, и намерены все сторону мою держать в истине моей, и в порядочном и честном моем бывшем обхождении здесь со всеми, и чтоб то же бесчестие вскоре их государем от сего бесчеловечного и вольного необузданного народа не последовало в их особах озлоблением тем народным…»
Конечно, озлобления ни со стороны России, ни со стороны самого Матвеева не последовало, но, похоже, истинных виновников разбойного нападения так и не смогли найти. А может, не захотели?..
Когда «досадительное дело», как указывалось в документах того времени, об оскорблении посла Матвеева было закончено, в Лондон направили дипломатического агента князя Бориса Ивановича Куракина. Он родился в 1676 году, участвовал в осаде и взятии Азова. Во время Азовского похода Куракин заразился тяжелой, неизлечимой болезнью, от которой страдал всю жизнь, по временам впадая в меланхолию. В первом браке был женат на родной сестре Евдокии Федоровны Лопухиной, первой супруги Петра Великого.
Петр I отправил Бориса Ивановича в Венецию «для изучения европейских языков, математики, мореплавания, равно как для примечания чужестранных нравов и поведении». В 1707 году Куракин вел переговоры с папой римским о непризнании Станислава Лещинского королем Польши. Впоследствии Куракин получал назначения полномочным министром при различных европейских дворах (в Лондоне, Ганновере, Гааге, Париже, участвовал на конгрессах Утрехтском и Брауншвейгском). Борис Иванович имел прекрасное образование, отличался политическим умом, тактом, тонкой наблюдательностью.
В Европе, где послы представляли собою державы первого ранга, за Россией такие права еще не были признаны, и положение ее дипломатических агентов было неопределенно. В такой же ситуации в начале XVIII века находились наши дипломатические агенты в Англии.
Князя Куракина аккредитовали, не дав ему никакого определенного посольского статуса. В Лондоне его приняли холодно и сдержанно. На первой встрече со статс-секретарем герцогом Куинсбери князь Куракин объявил, что государь Петр Алексеевич удовлетворен данными ему объяснениями по «делу Матвеева» и надеется, что Англия будет соблюдать нейтралитет во время войны России со Швецией.
Куракин также обратил внимание английского правительства на новые территории, приобретенные Россией на берегу Балтийского моря, и высказал пожелание, чтобы англичане продолжали на этих территориях торговлю, свобода которой будет гарантирована Россией. Борис Иванович поднял вопрос о заключении торгового контракта, но английское правительство предпочло вести эти переговоры через своего представителя Витворта в Петербурге.
Круг обязанностей Куракина в Лондоне был широк. Ему приходилось не только вести политические переговоры. Он первым из русских дипломатических агентов стал внимательно изучать особенности государственного строя Англии, организацию партий и их влияние на внешнюю и внутреннюю политику страны.
10 ноября 1710 года Куракин писал Г.И. Головкину: «… всякие предосторожности буду брать и на съезде сего парламенту, который начнется 25 ноября, и окажется, которая партия превзойдет, и ежели торрис (партия тори), то можем лучше благонадежны быть к своим интересам; а ежели партия вика (вигов), то весьма противна нам…»