Лев Николаевич ездил в дом Герцена ежедневно. Спустя какое-то время Тучкова-Огарева отметила, что как писатель Толстой гораздо симпатичнее, чем мыслитель, так как бывал порой нелогичен в своих рассуждениях, да к тому же придерживался фаталистических взглядов на окружающий мир. Лев Николаевич часто горячо спорил с Тургеневым по самым разнообразным вопросам, но когда споры прекращались и Толстой пребывал в хорошем настроении, он садился к фортепиано и, аккомпанируя себе, пел солдатские песни, сочиненные им в Крыму во время войны. Тучкова-Огарева приводила отрывок одного из таких сочинений:
Слушатели барда-писателя смеялись над незамысловатыми текстами, но «было тяжело слушать обо всем, что делалось тогда в Крыму, — как бездарным генералам вручалась так легкомысленно участь многих тысяч солдат, как невообразимое воровство достигло высших пределов. Воровали даже корпию и продавали ее врагам, а наши солдаты терпеливо умирали…»
Лондон был одним из городов, которые посетил Толстой во время своей второй зарубежной поездки, которая длилась более девяти месяцев. Биографы утверждали, что в британской столице, помимо посещения Герцена и Огарева, Лев Николаевич побывал на лекциях Чарльза Диккенса.
В 1861 году, незадолго до крестьянской реформы, Герцен получил письмо от русского, который просил позволения представиться ему. Александр Иванович, как всегда, отвечал, что будет рад видеть соотечественника у себя в доме. Вскоре явился молодой человек и объяснил, что он бывший крепостной крестьянин из села Промзинь Симбирской губернии, недавно выкупившийся от помещика. Этим молодым человеком был двадцатишестилетний представитель русского народного свободомыслия Петр Алексеевич Мартьянов. Тучкова-Огарева так описывала его: «Он был высокого роста, стройный блондин, с правильными чертами лица, выражение которого казалось немного холодным, насмешливым и исполненным собственного достоинства».
В Лондоне Мартьянов прожил несколько лет, до весны 1863 года. Здесь он сблизился с Герценом и Огаревым, сотрудничал в журналах «Колокол» и «Общее вече». В «Колоколе» было опубликовано открытое письмо Мартьянова к российскому государю Александру II, а в издании Вольной русской типографии вышла его книга «Народ и государство». Современник свидетельствовал, что в британской столице он «занялся какими-то переводами и прожил в Лондоне довольно долго. Сначала Герцен относился к нему несколько недоверчиво, но вскоре характер Мартьянова обрисовался так резко, что немыслимо было подозревать его в шпионстве. Мартьянов отличался необыкновенно прямым нравом и резко определенным воззрением: он веровал в русский народ и в русского земского царя. Вообще, Мартьянов не был особенно разговорчив, но иногда говорил с большим увлечением».
В основе мировоззрения Мартьянова лежала идея непримиримой борьбы с крепостничеством. Народ и государство Петр Алексеевич рассматривал как враждебные силы. В своей книге «Народ и государство», изданной в Лондоне в 1862 году, Мартьянов объяснял, что народ — это «то, что эксплуатируют», и те, «кто заодно с народом», а силы, которые осуществляют угнетение, — «не народ, хотя к горю, стыду и прискорбию народа принадлежат к одной нации с ним». Однако при этом ненависть к крепостному праву и дворянству сочеталась в мировоззрении Мартьянова с наивной верой в «земского царя».
В 1863 году, возвращаясь из Англии в Россию, Мартьянов был арестован на границе и заточен в Петропавловскую крепость. За «дерзостное порицание» самодержавно-помещичьего строя его приговорили к пяти годам каторжных работ с последующим пожизненным поселением в Сибири. Спустя два года после приговора П.А. Мартьянов умер в иркутской тюремной больнице в возрасте тридцати лет. Тучкова-Огарева с печалью размышляла о его судьбе: «Грустно сознавать, что этот вполне верноподданный русский погиб. После освобождения крестьян, польских демонстраций и русского умиротворения Польши Мартьянов решился возвратиться в Россию. На границе он был задержан и сослан в Сибирь. За что, он не знал…»