У папы Юлия II
Была ученая корова,
Манда ее была гола
И папе этому мила.
Из хроник видно, что, бывало,
Она ему и поддавала
В то время, как играл орган,—
Так что из самых дальних стран
Католики толпой стекались
И ебле этой удивлялись.
Благоговейно и пристойно
Архидиакон хвост держал,
Когда по такту, мерно, стройно
Святой отец ее ебал,
С главы отбросив колпачок,
К корове легши под бочок.
И не один на диво кляп
Бывал еще у многих пап.
А у Ричарда Сердце Львино
Была отменная шматина;
Меч сокрушив, сломив копье,
Ее он обращал в дубье
И бил нещадно сарацин
Среди неведомых пустынь.
Тож Барбаросса Фридрих, славный,
Имел в штанах елдак исправный,
И пылкой яростью томим,
Как воевал Ерусалим —
В свое не возвратился царство,
А принял там магометанство,
Чтоб жен с полтысячи иметь
И их беспрекословно еть.
Зрю Генриха я Птицелова
(Охотник знаменитый был),
Он часть из своего улова
Для пап нисколько не щадил.
В грехах ебливых разрешенье
Он ежегодно получал,
И в мире не было творенья,
Какого б муж сей не ебал,
Лишь только б засадить елдак,
А там наверно будет смак.
А вот XIV счетом
Людовик: тот с рогатым скотом
Сойтися не пренебрегал,
Жену оставив и любовниц,
Он подговаривал коровниц
Водить телушек и ебал
Скотин с немалым наслажденьем.
Но мир не обладал уменьем
В то время оспу прививать,
И королю околевать
От сей заразы привелось
В то время, как совсем зашлось.
Великий Петр раз в пьяном виде
Мощь хуя своего на жиде,
Быв в Польше, миру заявил:
Он в ухо так его хватил
Наотмашь хуем, что еврей
Не прожил даже и трех дней.
Аники, гайдука Петрова,
Елдак в кунсткамеру попал,
А потому, что уж такого
Давно мир новый не видал.
Его нередко пел Барков,
Как славу русских елдаков.
Потемкина был хуй таков:
Двенадцать старых пятаков
На нем укладывались вольно,
Раз выебет, и то довольно.
Бывало, мать-Екатерину
Как станет еть, так та перину
Нередко жопой провертит
Да после целый день кряхтит.
Семен Иваныча Баркова
Как вспомнишь, не найти такова
И не видать ебак таких
Меж нами. Вот ебать был лих!
Он сряду еб раз пятьдесят
Собак, индюшек, поросят,
Не утоляя елдака,
Так страсть была в нем велика.
Бывало, гирю взяв в два пуда,
Лукин, известнейший силач,
Навешивал на кончик уда
И с ней пускался бегать вскачь.
У нас в России духовенство
Ебней прославилось давно,
И для попадей все равно:
Поповский хуй — в раю блаженство.
Когда поповича, бывало,
Учиться в город привезут,
Чтобы дитя не баловало,
Его сначала посекут,
И порют малого, пока
Сквозь пол не встромит елдака.
Хотя предание о том
Свежо — но верится с трудом.
Мои напрасны все старанья,
Ебак я всех не опишу,
Не лучше ли на сем сказаньи
Свою я оду завершу?
Из мрака древности, из рая
Ебня возникла меж людей
И, чувство плоти услаждая,
Плодит меж бабами блядей.
Пизда отличная машина,
Но, там что хочешь кто толкуй,
Она раба, за господина
Один поставлен мощный хуй.
О, хуй! любезных дел творитель,
Блаженства дивный инструмент,
Пизды всемощный покоритель,
Прими бессмертия патент!
Тебе его я днесь вручаю
И оду эту посвящаю,
Прими, восстань и возъярись!
На легионы пизд вонючих,
Слезливых, жарких и скрипучих
Вновь с новым жаром устремись!
Ебнею до скончанья века
Тешь чувства бренна человека,
Свой долг исполнить ты люби,
А в оный день кончины мира
Ты под конец последня пира
Пизду последню заеби!
Пизда. Ода
Пизда, пизда! как это слово,
Хоть для меня уже не ново,
Волнует, возмущает ум!
При свете дня, в тумане ночи
Она является пред очи,
О ней я полн ебливых дум.
Ну, так и кажется, что ляжки
Атлас я слышу под рукой,
И шелест задранной рубашки,
И взор краснеющей милашки,
И трепет груди молодой…