Но вот принята смертным пища,
Едва он переводит дух,
Живот отвис до голенища
И тверд как камень он и туг,
Чуть-чуть его не разрывает,
Пыхтит несчастный и рыгает,
Казалось бы, пришла беда?
Но, чтоб избыть такое бедство,
На то отличное есть средство:
Друзья! садитесь срать тогда.
Какое чудное мгновенье,
Поевши, в добрый час сернуть!
И чтобы это ощущенье
Опять для чувств своих вернуть,
Мы с аппетитом полным, свежим
Опять свой вкус едою нежим —
И снова в нужник срать пойдем.
Возможно ли, чтоб в мире этом
Смеялись над таким предметом,
Который мы сраньем зовем?
Сранье — внушительное слово!
Из уст поэта целый век
Тебе гора похвал готова,
Почет ему, о человек!
И если ты, не размышляя,
Толпе безумной подражая,
Ему презренья бросишь взор,—
Улыбку сменишь одобреньем,
Почтишь сранье ты удивленьем,
Припоминаючи запор!
Ода онанизму
Средь наслаждений разнородных
Что были свыше нам даны,
Я предпочел одно, не скрою,
И не почувствую вины.
Конечно, вовсе я, поверьте,
Не отрицаю алкоголь,
Но вот сравнить с хорошим сексом
Так алкоголь почти что ноль.
Иные мне тотчас укажут
На шашки, боулинг и спорт.
Спешу заверить, что не спорю
И это удовольствий сорт.
Но, мужики, давайте прямо,
На первом месте секс идет,
И ежли кто-то спорить будет,
Он хоть чуть-чуть, но все-же врет.
Однако, в продолженье скажем,
Что с сексом все не просто так,
В вопросе этом, право слово,
Имеет место быть бардак.
Отрадный факт не будет тайной.
В селе и в городе народ
Мужицкий в большинстве повальном,
В постели бабу предпочтет.
О том написаны сонеты,
Хватает прозы и кино,
Ну вот и мы про тему эту
Чуть-чуть сказали все равно.
Я сам, поверьте ли, не чуждый
Коснуться тел и жен и дев,
Увидев голые коленки
Себя веду как пьяный лев.
Еще есть рот, но о минете,
Смолчим до некоторых пор,
Любим сей способ и заметен.
О нем отдельный разговор.
Но в мире есть людей немало,
Как женщин, так и мужиков,
Кто пол себе во всем подобный
И лишь его любить готов.
Нехай же их… И пусть залюбят
Друг друга. Буду только рад
Но вот представить не могу я
Свой член засунуть в чей-то зад!
А, говорят, еще мужчины,
И кур имеют, и овец,
Ну, пусть имеют… все ж свобода,
Но это все-таки пиздец.
А кто-то в щелку в женском душе
Пыхтит счастливые часы,
Пылают у другого уши,
Понюхав женские трусы.
Кому чего… Но есть забава,
Что люба каждому из нас,
Будь он примерный муж семейства,
Или последний пидарас.
Любима всеми та забава,
Покуда женщин рядом нет,
И если овцы недоступны,
И сделать некому минет.
Тогда ты брюки приспускаешь
И, вожделенья не тая,
Ты дрочешь, дрочешь, дрочешь, дрочешь,
До посинения хуя.
В усладе этой ты владыка
Ты сам слуга и господин,
И ей отныне и до века
Не пренебрегнет ни один.
Я славлю бездну наслаждений
И руку, что дарует нам,
Всех исполнение желаний.
А кто не дрочет — просто срам!
Ода минету
…Возьмём хоть самку осминога -
И сколько ж пизд, раз ног так много?
Считаю пальцем между пальцев
Как меж ушей макушки зайцев.
И вышло: если восемь ног -
Семь щёлок. К каждой есть лобок,
И малых губ по паре к каждой -
Манду видали не однажды.
И что теперь, сплошной привет?
Ведь многочлен в природе — бред:
Семь мужиков собрать накладно,
Есть у меня один — и ладно…
…Хоть складка складкой как ни глянь,
А без пизды под вечер дрянь!
Засунуть хочется где мокро,
Немного склизско, очень тепло,