Весь род Мудищевых был древний,И предки нашего ЛукиИмели вотчины, деревниИ пребольшие елдаки.
Из поколенья в поколеньеПередавались те хуи, —Как бы отцов благословенье,Как бы наследие семьи.
Один Мудищев был Порфирий,При Иоанне службу несИ, хуем подымая гири,Порой смешил царя до слез.
Покорный Грозного веленью,Он раз убил с размаху двухСвоей елдой, без затрудненья,В опале бывших царских слуг.
Благодаря своей машинеСлужил один Мудищев, Лев,При матушке-Екатерине —Красавец, генерал-аншеф.
Сказать по правде, дуракамиВсегда Мудищевы слыли,Зато большими елдакамиОни похвастаться могли.
Но все именья, капиталыСпустил Луки распутный дед,И наш Лукаша, бедный малый,Был неимущим с детских лет.
Судьбою не был он балуем,И про него сказал бы я:Судьба его снабдила хуем,Не давши больше ни хуя.
Глава VIНастал и вечер дня другого.Одна в гостиной ждет-пождетКупчиха гостя дорогого,А время медленно идет.
Вдова пред вечером в пахучейПодмылась розовой водеИ смазала на всякий случайГубной помадой по пизде.
Хоть всякий хуй ей был не страшен,Но тем не менее, в видуТакого хуя, как Лукашин,Она боялась за пизду.
Но чу! — звонок. О миг желанный!Прошла еще минута, две —И гость явился долгожданный —Лука Мудищев — ко вдове.
Пред ней стоял, склонившись фасом,Дородный, видный господинИ произнес пропойным басом: —"Лука Мудищев, дворянин".
Он вид имел молодцеватый:Причесан, тщательно побрит,Одет в костюм щеголеватый,Не пьян, но водкою разит.
"Ах, очень мило… Я так многоО Вашем слышала…" — вдоваКак бы смущалася немногоСказать последние слова.
"Да, мог бы смело похвалитьсяПриродным даром я своим,Но лучше в деле убедиться,Чем доверять словам чужим".
И, продолжая в том же смысле,Уселись рядышком болтать,Но лишь одно имели в мысли —Как бы скорей ебню начать.
Чтоб не мешать беседе томной,Нашла Матрена уголок,Уселась там тихонько, скромно,И принялась вязать чулок.
Вдова наедине с Лукою,Не в силах снесть сердечных мук,Полезла трепетной рукоюВ прорез его суконных брюк.
И под ее прикосновеньемЛукашин хуй воспрянул в миг,Как храбрый воин пред сраженьем, —Могуч, и крепок, и велик.
Нащупавши елдак, купчиха,Вся разгорелася огнемИ прошептала нежно, тихо,К нему склонясь "Лука, пойдем!"
Глава VIIИ вот вдова вдвоем с Лукою,Она и млеет, и дрожит,И кровь ее бурлит рекою,И страсть огнем ее палит.
Срывает башмачки и платье,Рвет в нетерпеньи пышный лифИ, обе сиськи обнажив,Зовет Луку в свои объятья.
Мудищев тоже разъярилсяИ на купчиху устремился,Тряся огромною елдой,Как смертоносной булавой.
Ее схватил он поперек,И бросив на кровать со взмаху,Заворотил на ней рубахуИ хуй всадил ей между ног.
Но тут игра плохая вышла —Как будто кто всадил ей дышло!Купчиха начала кричатьИ всех святых на помощь звать.
Она кричит — Лука не слышит,Она еще сильней орет,Лука ж, как мех кузнечный дышит,И знай ебет, ебет, ебет.
Услышав крики эти, свахаСпустила петельку с чулка,И шепчет, вся дрожа от страха: —"Ну, знать, заеб ее Лука!"
Но через миг, собравшись с духом,С чулком и спицами в руках,Спешит на помощь легким пухомИ к ним вбегает впопыхах.
И что же зрит? Вдова стенает,От ебли выбившись из сил,Лука же жопу заголил,И жертву еть все продолжает.
Матрена, сжалясь над вдовицей.Спешит помочь такой бедеИ ну колоть вязальной спицейЛуку то в жопу, то в муде.
Лука воспрянул львом свирепым,Матрену на пол повалилИ длинным хуем, точно цепом,Ей по башке замолотил.
Но тут Матрена изловчилась,Остатки силы напрягла,Луке в муде она вцепиласьИ напрочь их оторвала.
Взревел Лука и тут старухуЕлдой своей убил как муху,Еще с минуту постоялИ сам бездыханный упал.
ЭпилогИ что же? К ужасу МосквыНаутро там нашли три трупа: —Средь лужи крови труп вдовыС пиздой, разорванной до пупа,
Труп свахи, распростертый ниц,Лука Мудищев без яицИ в жопе десять медных спицПечально завершали блиц.
ПослесловиеНароду много собралось,Купцы за гробом чинно шли,И на серебряном подносеМуде Лукашины несли.
За ними — медики-студенты.В халатах белых без штанов,Они несли его патентыОт всех московских бардаков.
ПЕСЕНКА О ГРАФЕ ФОМИЧЕ (песенный вариант поэмы "Пров Фомич")
(фрагмент)Граф Фомич был барин видный,В своем возрасте солидный,И умен был, и речист,Только на хуй был не чист.
Он не брезговал модисткой,Проституткой и юристкой,И немало светских дамПривлекал к своим мудам.
В день один ненастный, длинный,Граф сидел в своей гостиной,— Нализавшись коньяку,Сел поближе к огоньку.
Тут с опухшей с пьянки рожей,Появляется в прихожейСтарый заспанный лакейСтарикашка Патрикей.
— Что тебе, хуй старый, надо?— Граф вскричал ему с досадой.Старикашка на вопрос Отвечал:— "Письмо принес!"
"Милый граф! — письмо гласило,— Без тебя я вся изныла!Вся как кошка извелась,— Три недели не еблась!
Как уехал муж мой Павел,Мне и хуя не оставил!А без хуя пропадешь,— Приезжай, хоть поебешь!"
Прочитав письмо до точки,Граф немедля, без отсрочки,Почесав свое яйцо,Выбегает на крыльцо.