Политические взгляды Августина возникли на почве толкования Библии и Апокалипсиса. Его известнейшее сочинение «О Граде Божием» без особой натяжки можно назвать приспособленным к особой цели таким толкованием[51]. Августин развивает в нем грандиозную для его времени философию истории, главным материалом для которой служит Библия. Содержанием ее является борьба государства земного и государства небесного. Земное государство метафизически родилось тогда, когда произошло зло, первое свободное отпадение от Бога сотворенных им бесплотных духов[52]. На земле же оно основалось вместе с грехопадением человека[53]. В частности, основателем первого земного государства был братоубийца Каин, тогда как от Авеля произошло государство праведное — небесное[54]. От Каина произошли и другие земные царства — не даром ведь на братоубийстве основан был и Древний Рим. Вообще существует общий закон, что для возникновения государства необходимо, чтобы пролилась человеческая кровь[55]. Августин идет даже еще далее. Он пытается показать, что так называемое языческое государство вообще не может быть названо именем государства, так что, например, древний Рим, строго говоря, никогда государством и не был. Доказательство это исходит из известного определения Цицерона, согласно которому государство есть общенародное дело (res publica). Но, говорит Августин, Рим никогда и не был таким общенародным делом[56]. Народ есть такая совокупность людей, которая связана узами права и соображениями всеобщей пользы. Эта правовая связь, по мнению римских философов, называется справедливостью, без которой вообще невозможно никакое право. Отсюда видно, что, где отсутствует истинная справедливость, там не может быть и связанного узами права союза людей, не может быть и народа, не может быть, следовательно, и народного дела — республики. Здесь можно говорить только о простой толпе людей, недостойной носить имени народа. Совершенно ясно, что такой толпе нельзя присвоить и имени государства.
Вся эта формально правильная цепь умозаключений приобретает материальную истинность в том случае, если будет доказано, что в Римском государстве действительно не было никакой справедливости. Августин пытается доказать и это положение, при чем он избирает два способа доказательства — опытно-исторический и умозрительный. К первому принадлежит вся та сумма богато подобранных фактов, главным образом из римской истории, которая приведена в 20-й книге его сочинения и которая изобличает фактическую безнравственность, несправедливость и развращенность, царившую в Риме. Указания на эти факты, конечно, неоспоримы, но они не могут быть в тоже время аргументом, исчерпывающим вопрос. Всякое земное государство несовершенно, и история христианских государств могла бы бесконечно обогатить подобранные Августином факты — разумеется, не в пользу его основных намерений. Оттого, второй, умозрительный путь доказательства обладает ценностью гораздо более принципиальной. Именно Августин выставляет здесь мысль, которая нередко стала повторяться и в наше время. Он хочет доказать, что справедливость и право не возможны без понятия об истинной религии и истинном Боге. А так как в язычестве эти понятия отсутствуют, то, следовательно, языческие государства не могли быть построены на праве и не могли носить имени государства. Причем Августин, развивая эту мысль, не хочет сказать, что религиозность вообще является необходимым моментом в идее государства — нет, он определенно стремится доказать, что без признания христианского Бога идея государства становится невозможной[57]. Мы видели уже, что, по определению Цицерона, государство тесным образом связано с понятием справедливости. Но справедливость, по римскому определению, есть добродетель, которая воздает каждому свое. Как же возможно, спрашивает Августин, чтобы такая справедливость была присуща человеку, у которого отнят Бог и который передан во власть нечистым демонам — языческим богам. Возможно ли при таких условиях действительно «причитать каждому свое».
51
Это мнение еще более подтверждается, если верно то, что Августин основывался в своем сочинении на более раннем комментарии к апокалипсису испанского монаха Тикония.