Другая наша проблема — это аукционы, которые мы, как бюджетная организация, должны устраивать, какая бы услуга нам ни была нужна. Например, мы хотим издать красивый каталог. По закону мы устраиваем аукцион, и его выигрывает компания, которая берет меньше всего денег. То есть красивого каталога у нас быть не может, только дешевый. Вот, помню, мы устраивали аукцион на транспортировку картин Шишкина. И что вы думаете? Выиграл «Плодовощтранс». Он запросил в два раза меньше денег, чем нужно. Они там, в «Плодовощтрансе», просто не знали, что Шишкина можно перевозить только с милицейским сопровождением.
– Как должен измениться музей с вашим приходом?
— Он должен меняться очень аккуратно. Главное — все сохранить. Например, мы столкнулись с тем, что у нас в фондах лежали произведения, которые, казалось, никому не нужны и никому не интересны. Ну, скажем, работы с изображением Сталина. Это же было запрещено, и казалось, что навсегда. А тут в каких-то концептуальных выставках этот материал вдруг стал очень востребован. Или авангард. Его же 55 лет не показывали! Современный музей должен стать местом коммуникации, а пока местом коммуникации становятся торговые центры. Торговые центры — это, конечно, замечательно, но музеи тоже должны стать местом встреч, может быть, несколько другого характера.
МУЗЕЙ АРХИТЕКТУРЫ. ИРИНА КОРОБЬИНА
– В каком состоянии вам достался музей?
— Мы оказались в патовой ситуации, когда филиал тогда еще ГНИМА им. Щусева из Донского монастыря был в одночасье эвакуирован в наше основное здание на Воздвиженке. Это огромные и прекрасные фонды, национальное достояние: фрески Калязинского монастыря, модель Большого Кремлевского дворца Василия Баженова, Шумаевский крест, купола церквей, надгробия, уникальная скульптура. Но куда это богатство девать и как создать условия для его хранения? У музея отобрали 6000 квадратных метров! Правительство Москвы, передавая монастырь церкви, обещало их компенсировать. Этого до сих пор не произошло. Экспонаты хранятся в ужасных условиях!
То же относится и к ряду экспонатов, требующих скорейшего реставрационного вмешательства, без которого они могут погибнуть. В первую очередь нужно спасать то, что находится у нас во дворе, на открытом воздухе. Металлические барельефы, уже прошедшие первичную обработку, стоят под дождем и снегом, и не факт, что переживут грядущую зиму. Львы из английского клуба, панно из гостиницы «Москва», уникальный гобелен, «родной брат» которого хранится в Лувре, и многое другое — все это образует целое собрание предметов, ожидающих скорой помощи. Промедление для них смерти подобно.
– Когда можно будет увидеть первые проекты, сделанные вашей командой?
— Видимая часть айсберга — активная подготовка культурной сенсации. Осенью мы планируем выставить в открытом хранении легендарную модель Большого Кремлевского дворца великого русского зодчего Василия Баженова. Это будет наша заявка на будущую постоянную экспозицию, которая возродится в музее после научной реставрации усадьбы Талызиных. Модель решили экспонировать в бальном зале, где, по преданию, танцевал Пушкин. Для этого пришлось расчистить от хозяйственного инвентаря и его, а заодно и другие захламленные, но прекрасные пространства главного усадебного дома.
ИСТОРИЧЕСКИЙ МУЗЕЙ. АЛЕКСЕЙ ЛЕВЫКИН
– Предупреждал ли вас ваш отец о сложностях, с которыми вы можете столкнуться?
— Но я же не наследовал место у своего отца, который был директором до 92-го года. Действительно, отец у меня в течение длительного времени был директором Исторического музея, и я понимал, какая это задача и какая это проблема. Моему отцу выпал достаточно тяжелый период — он закрывал музей. Когда он был директором, начиналась реконструкция. Этот период совпал с самым тяжелым временем для нашей страны — 90-ми годами. Что-то удалось, а что-то нет, и эти задачи мы теперь будем решать. Не надо забывать, что до назначения в этот кабинет я с 1985 года прошел путь от экскурсовода в Музее Ленина до научного руководителя музеев Кремля.