Мы размашисто шагали, почти бежали. Впереди замаячило оцепление вокруг Белого Дома. Но из оцепления не стреляли. Стрелять начали с крыши мэрии, что рядом, почти вплотную с Белым Домом. Еврей упал. Потом у нас болтали, якобы Кремль специально выписал группу снайперов из Израиля и рассадил на крышах вокруг Белого Дома. Странно: что же они не видели, что достают своего? Или своему ослушнику первому пуля?
Я подал еврею руку, он поднялся, его лишь, сбив шляпу, кроваво царапнуло.
Я закричал: — Вперед! в мертвую зону от выстрелов. Прижимаемся к зданию мэрии.
Мы побежали, что есть силы, и всей полуобезумевшей толпой, разбив стекла, вломились на первый этаж мэрии. Толпа хлынула вверх на ее этажи, выламывая двери, разбивая и ломая все подряд.
А с Садового кольца вал за валом валил и валил народ.
Оцепление вокруг Дома Советов побежало. В проходе между мэрией и Домом Советов стояли их машины, военные шоферы разбегались, оставив ключи зажигания. Машины захватывали, разворачивали:
— Едем брать «Тель-Авидение».
— Разворошим Гнездо Зла!
— Возьмем наш московский Тель-Авив!
— В Останкино! В Останкино!
— Народ, грузись в машины — поедем продажное тель-авидение сучить!
Приказов не было — была разбушевавшаяся святая стихия. Наши люди разве что чуть-чуть ее направляли, в нужные моменты оказываясь впереди и ведя толпу за собой.
Я прошел в Белый Дом, поднялся на внутренний балкон, выходивший во двор. На балконе стояли Руцкой, Константинрв и Макашов. Генерал Макашов все время делал какие-то распоряжения. Константинов вел непрерывный митинг, выступая перед защитниками Дома Советов, толпившимися во дворе.
Я подошел к Макашову, громко на весь балкон отрапортовал:
— Мой генерал! Задача выполнена! Блокада прорвана. Оцепления вокруг Белого Дома больше не существует. Разбежались. Попутно, мы не удержались и со страха, когда начали по нам стрелять, взяли с ходу мэрию. Там сейчас творится, черт знает что.
Стоявший рядом Руцкой засуетился:
— РНЕ? Где РНЕ? Скажите, что я приказал зачистить мэрию. Надо соблюдать порядок. Пусть наведут там порядок. Никаких бесчинств.
«Русское Национальное Единство» было единственной реальной военной силой, подчинявшейся не «Фронту Национального Спасения», не его «командарму» генералу Макашову, а непосредственно Хасбулатову и Руцкому. Мы Баркашова в «Соборе» отговаривали от опрометчивого шага завязываться на «Большого чечена». Но Хасбулатов для РНЕ особняк во дворе Дома Советов предоставил, и наш «Ефрейтор» (так мы его звали за симпатии к Гитлеру) поплыл. А тут ему еще Указом Верховного Совета звание полковника присвоили.
«Ефрейтору-полковнику» крикнули с балкона приказ Руцкого, и он отправился со своими чернорубашечниками чистить мэрию.
Макашов сказал «Летчику»:
— А толпа? Чем занять толпу? Может быть, выступишь?
Руцкой молчал. Макашов приказал мне:
— Гони сам в Останкино. Я сейчас приеду с «афганцами». А толпу? Что с толпой? Беги — разворачивай с Садового кольца прямо в Останкино. Тут и так народу хватает. «Оборона — смерть вооруженного восстания!» Действовать, действовать.
Я ответил: — Захваченные у спецназа и внутренних войск машины уже пошли на Останкино. Каждая битком набита народом. Большая колонна. Едут через город с революционными песнями под красными и черно-злато-белыми знаменами. Все развивается стихийно, мой генерал. Стихия сама разворачивается, ее только чуть-чуть направить. В Останкино наши люди уже ждут, двери откроют. На охране Останкино сейчас всего 37 автоматов. Правда, они вызвали подкрепление. Ну, прибудет еще милиционеров двести. Наших будет больше и наши опытнее: «Днестр», афганцы, понюхавшие пороху. Но надо спешить — спецназ «Витязь» колеблется. Он расписан двигаться на Останкино в случае ЧП. Командир там не наш.