Тем более, до какой-то там русской национальной самоидентификации? Тут бы хоть выжить как?! Сводки переписи сообщают о стремительном сокращении русского населения.
Но русский человек всегда тем и отличался, что, оказываясь над пропастью, никогда головы не терял. Наполеон и Гитлер дошли до Москвы; татаро-монгольское иго, пока Сергий Радонежский не объявился, длилось 150 лет, — однако перемололи.
1. Не терять головы
Я продолжаю читать в газете «Завтра» программную статью «Страна экстремистов», которую уже с одобрением процитировал, и опять вроде бы готов его одобрить и поблагодарить за проницательность: «Когда воля к сопротивлению парализована экраном телевизора, а человек не принимает никакого участия в жизни, удовлетворяясь ролью пассивного созерцателя, опыт и стратегия экстремистов могут оказаться на порядок адекватнее, чем действия структур, ориентированных на парламентскую работу. Экстремизм действует в самом центре системы».
Очень верно! Как панацею, или точнее, как динамит, способный взорвать эту нынешнюю трагическую для русской нации ситуацию, газета предлагает экстремизм. А что остается? Автор Андрей Смирнов с четким намеком даже ведь так прямо вызывающе и называет свою статью «Страна экстремистов». И я и тут его всецело одобряю.
Больше того. Сразу же признаюсь: для меня этот термин — не новость. Нас, «славянофилов» и русских националистов, как правило, оппоненты объявляли экстремистами. Да и даже свои же русские либералы (из нашей собственной националистической среды!) нередко шпиняли экстремизмом. Не скрою, меня, конечно, немного шокировало, что в сравнительно недавно изданном «ими» толстом справочнике «кто есть кто в радикальных общественных движениях», пышно названном «Антологией русского экстремизма», весь обзор начинался со «Славянского собора» и моего имени. Вот, мол, откуда тянутся все корни — со «Славянского Собора». Понимаешь, что это противник наклеивает неприятный ярлык, но все равно как-то скребет.
Но трезво вспоминаю, что меня «экстремистом» характеризовал отнюдь не в частном разговоре (а когда у него попросили консультацию «в инстанциях» для назначения меня на должность) еще наша русская звезда Петр Васильевич Палиевский, мой же коллега, о чем мне, разумеется, сразу же донесли. В ответ я принес очень ответственному лицу и положил на стол открытым на нужной странице изданный еще при Сталине в 1949 году, в разгар борьбы с космополитизмом Словарь иностранных слов: «экстремизм (лат. extremus крайний) — приверженность к крайним взглядам и мерам, преимущественно в политике; экстремизм — термин, обычно применяемый реакционерами и реформистами по отношению к прогрессивным политическим деятелям». Ответственное лицо внимательно прочитало словарь, жирно подчеркнуло комментарий и скрылось со словарем за двойными дверями высокого кремлевского кабинета. Через минут пять словарь мне был возвращен вместе с подписанным красивым «номенклатурным» удостоверением: — Ну, Хозяин сказал, что лучшей характеристики тебе нельзя было дать!
Для чего я этот случай привожу? да потому, что и сейчас жупел экстремизма весьма назойливо наклеивается нашими оппонентами, которые хотят на корню задавить русское движение. И иного нельзя было и ожидать. И надо быть готовым к тому, что, если ты отстаиваешь «русскую правду», тебя «их» холуи во власти будут пугать уголовным преследованием за экстремизм. Но и самим надо с «экстремизмом» обращаться осторожно. Если экстремизм действительно — необходимый идейный динамит, то обращаться с ним надо, не теряя головы. Расходовать всегда четко, направляя взрывную волну по нужному вектору, как это делает профессиональный сапер, а не «абы кабы», лишь бы пошуметь. Вот так, как сделал это Игорь Шафаревич в своей новой, с вызовом названной исповедальной книге «Записки русского экстремиста» (М, 2004 г.). А не так, как автор упомянутой статьи с хлестким названием «Страна экстремистов» Андрей Смирнов. Точкой отсчета в своем обзоре современных национальных русских движений когда взял именно «ихнюю» (то есть сделанную руками наших духовных оппонентов), заведомо заказную и доносительскую «Антологию экстремизма» и вдруг начал бездумно упиваться самим этим «опасным словом», делая его самодостаточным. Не инструментом, а целью общественных действий в духе известных анархистов Ги Дебора и Герда Бергфлета и их молодого последователя, антиглобалиста Мика Джаггера. Автор, кстати, усердно и цитирует их и призывает, вместо конструктивных действий, — выйти на улицу, чтобы швыряться камнями в прохожих. Я не шучу. Он в восторге от «народных гуляний» (так он это называет) 9 июня 2002 года, когда недовольные поражением футбольной команды молодые люди разбивали витрины, переворачивали и жгли автомобили. Он причитает: «Но, главное, что двигало крушившими центр лужковской Москвы, было ощущение свободы. В реальности эрефии для многих молодых людей не существует большей возможности самопроявления. Они вступили в осмысленную жизнь на историческом пустыре. Советской Империи уже нет, а новая Россия — РФ — есть странная сомнительная пародия на великое прошлое. И чем меньше собственно России и русских, тем круче патриотический пафос, идущий от власти. Причем выступления против политики власти уже приравниваются к выступлению против России. Посему нет никаких иллюзий по поводу своего будущего в этом государстве. Есть существование в резервациях с бантиками на колючей проволоке». А значит — бей и круши!