Вообразите себе множество людей, которые толпятся в сих галереях и ходят взад и вперед только для того, чтобы смотреть друг на друга! — Тут видите вы и кофейные домы, первые в Париже, где также все людьми наполнено, где читают вслух газеты и журналы, шумят, спорят, говорят речи и проч.
Голова моя закружилась — мы вышли из галереи и сели отдохнуть в каштановой аллее, в Jardin du Palais Royal (в саду Пале-Рояля). Тут царствовали тишина и сумрак. Аркады изливали свет свой на зеленые ветви, но он терялся в их тенях. Из другой аллеи неслись тихие, сладостные звуки нежной музыки; прохладный ветерок шевелил листочки на деревьях. — Нимфы радости подходили к нам одна за другою, бросали в нас цветами, вздыхали, смеялись, звали в свои гроты, обещали тьму удовольствий и скрывались, как призраки лунной ночи.
Все казалось мне очарованием».
Конечно, Карамзин знал, что революционный Париж 1790 года не только очарователен, но и опасен.
Еще в Женеве Николая Михайловича предупредили: «Вы увидите совсем иной Париж. Не знакомый нам по французским романам и творениям мыслителей. Великий город на Сене преобразился. Даже некоторые аристократы, не говоря уже о простолюдинах, носят красные ленточки. Словом, вы увидите всюду алые цветы, алые песни, алый город…».
Русские поклонники Вольтера и Монтескье, Гольбаха и Руссо, Д'Аламбера и Гельвеция неоднозначно восприняли события 1789 года в Париже. Колоссальный дефицит в бюджете Франции, волнения французских крестьян и горожан, выборы в Генеральные штаты и объявления их Национальным собранием, народное восстание в Париже, взятие печально знаменитой Бастилии, принятие Декларации прав человека…
Императрицу Екатерину II и ее ближайших сторонников волновало: не перекинется ли огонь революции из Франции в Россию? Нашлось в 1789 году немало русских дворян, готовых отправиться в Париж поддержать восставших. Некоторым удалось это сделать.
Известно, что Бастилию штурмовали художник Ерменев, князья Галицины, несколько русских аристократов, называвших себя из осторожности мастеровыми Самсоновым, Петровым, Кузнецовым. Впоследствии некоторые русские дворяне вошли в революционный Якобинский клуб.
Екатерина II знала, что даже в Петербурге и в Москве нашлись сторонники «французского бунта», которые отправились по поддельным документам в Париж.
«Выведывать все, ничего не упускать. Особое внимание — к нашим подданным…» — таков был приказ из Петербурга русским дипломатам и секретным агентам.
Императрица, хоть и недолюбливала короля Людовика XVI, но желала его победы над «бунтовщиками». О народных депутатах Национального собрания Франции она писала: «Я думаю, если бы повесить некоторых из них, остальные бы образумились.
Для начала следовало бы уничтожить жалованье в восемнадцать ливров, которое выдается каждому депутату (и тогда эта голь для своего пропитания должна была бы вернуться к своим ремеслам), а потом запретить законом принятие адвокатов в члены собрания. Против ябедников существуют во всех землях законы, иногда очень строгие; а во Франции этим шавкам дали законодательную власть».
Да, не церемонилась государыня Екатерина в высказываниях о революционерах. Весьма тревожили ее сообщения «доверенных лиц» из Парижа о том, что одна часть находящихся там русских «смиренно, однако с любопытством» наблюдает за бурными событиями во французской столице, другая — принимает в них участие.
Приближенный Людовика XVI летом 1790 года заявил: «Русские обеспокоены тревожной ситуацией в Париже, не меньше нас, французов… Такое впечатление, что это их город».
Что будет с Людовиком XVI и его близкими? Подобный вопрос в 1790 году волновал многих русских — как приверженцев монарха, так и настроенных революционно.
Был этим обеспокоен и Карамзин. Хотя в дни пребывания в Париже он не предчувствовал кровавую трагедию венценосной семьи Франции.
«Вчера в придворной церкви видел я короля и королеву, — писал Карамзин. — Спокойствие, кротость и добродушие изображаются на лице первого, и я уверен, что никакое злое намерение не рождалось в душе его.
Есть на свете счастливые характеры, которые по природному чувству не могут не любить и не делать добра: таков сей государь!