Осенью 1791 года Симолин писал в Петербург: «…если король Франции будет низложен, то принципы, которые опрокинут его трон, без сомнения, не замедлят поколебать трон всех монархов мира».
Императрица Екатерина полностью была согласна с этим выводом своего посла.
Хотя и тяжело стало Ивану Матвеевичу выполнять свою миссию во Франции, но все же ему удавалось изредка посещать Людовика XVI и Марию-Антуанетту.
Конечно же каждый шаг русского дипломата контролировался революционной властью. Возможно, его удалось бы привлечь к ответственности за участие в организации побега королевской четы. Но жаждавшие расправы члены Учредительного собрания опоздали. Симолин получил из Петербурга секретное предписание покинуть Францию.
Перед отъездом Иван Матвеевич успел побывать у Людовика XVI и Марии-Антуанетты. После трехчасовой беседы король и королева вручили ему личные письма, адресованные Екатерине II и бельгийскому монарху Леопольду II. В этих посланиях была просьба оказать вооруженную помощь французскому трону.
В январе 1792 года Симолин покинул ставший для него опасным Париж.
Не сумев задержать русского дипломата, французские власти, «по-революционному» отомстили ему. Личное имущество Симолина арестовали и продали с молотка, а слугу Ивана Матвеевича, немца по происхождению, казнили — «за сокрытие от революционных властей имущества своего хозяина».
На короткое время Симолина сменил в Париже Михаил Новиков — советник русской миссии в Голландии.
Новое назначение не замедлило движение к разрыву дипломатических отношений между Францией и Россией.
В июле 1792 года Екатерина II приказала выдворить из страны в восьмидневный срок французского поверенного Женэ. Ему вручили ноту, в которой сообщалось: «Беспорядок и анархия, царящие с некоторого времени во Франции, в ущерб законной власти, обнаруживаясь ежедневно все новыми излишествами, заставляет, наконец, русский императорский двор прервать отношения с этим королевством до тех пор, пока христианнейший король не будет восстановлен в правах и прерогативах, назначенных ему божескими и человеческими законами».
Незадолго до высылки Женэ из России Новиков и все его подчиненные покинули Францию. Был вывезен и архив посольства.
Дипломатические отношения прервались. В России этот разрыв был подтвержден указом от 8 февраля 1793 года. В нем отмечалось: «Замешательства во Франции от 1789 года произшедшия не могли не возбуждать внимания в каждом благоустроенном государстве.
Доколе оставалась еще надежда, что время и обстоятельства послужат к образумлению заблужденных и что порядок и сила законной власти возстановлены будут, терпели мы свободное пребывание французов в империи нашей и всякое с ними сношение. Видев после буйство и дух возмутительный противу государя их далее и далее возрастающий… прервали мы политическое сношение с Франциею, отозвав министра нашего с его свитою и выслав из столицы нашей поверенного в делах французскаго, к чему и то еще имели право, что как взаимный миссии заведены были между нами королем, то по разрушении бунтовщиками власти его, при содержании его в страхе и неволе, несвойственно уже было иметь вид сношения с похитителями правления».
Так завершилась эпоха взаимоотношений России с Францией, длившейся без малого весь XVIII век.
Париж на какое-то время закрылся для русских.
Через несколько недель после казни, 21 января 1793 года, Людовика XVI по улицам французской столицы медленно катилась пролетка. Компания молодых людей, вероятно, студентов, оповещала прохожих:
— Мы — последние русские в Париже!.. Господа… или как вас теперь… Граждане!.. Завтра вы нас уже не увидите!.. Прощайте, добрые и злые, веселые и угрюмые парижане!.. Подходите, кто желает на прощанье выпить с последними в вашем городе русскими!..
Подгулявшие молодые люди протягивали прохожим откупоренные бутылки вина, однако никто не осмеливался подходить к пролетке.
Стражи порядка не вмешивались в это странное прощание с Парижем.