Берлиоз развел руками:
— Пожелания публики надо выполнять, тем более такой благожелательной и стихийной… Так что к роялю, маэстро!..
Глинка повиновался. Он поклонился собравшимся под его балконом и вернулся в комнату к инструменту.
— Первый раз я буду играть невидимой мне публике, но — с ощущением, как она меня слушает… — сказал он Берлиозу и занес руки над клавишами.
Спустя семь лет Глинка снова побывал в Париже. Тогда, в 1852 году, он начал работать над симфонией на украинские темы. Михаил Иванович назвал ее «Тарас Бульба», поскольку был вдохновлен творчеством Николая Гоголя.
— Возможно ли в Париже, вдали от украинской земли, поднимать такую тему? — интересовались французские знакомые у композитора.
— Надеюсь, и в этот раз Париж щедро одарит меня вдохновением, — отвечал Глинка и добавлял: — В детстве один музыкант сказал, что в Париже можно услышать эхо всего мира. Вот я и буду вслушиваться и писать о далекой земле, о давних событиях…
Увы, симфония «Тарас Бульба» не была завершена. Ее черновики затерялись. Часть из них, возможно, пропала в Париже.
В 1854 году Глинка вернулся на родину.
Он снова хотел побывать во французской столице. Некоторые исследователи полагают, что композитор мечтал создать симфонию, посвященную Парижу.
Возможно, такие замыслы и в самом деле были. Но документальных подтверждений этому не найдено.
Глинке уже не удалось посетить Париж.
Последней его зарубежной поездкой стала Германия. Композитор умер в Берлине в феврале 1857 года. Лишь спустя два месяца прах его был перевезен на родину.
Когда в Париже узнали о смерти Михаила Ивановича, кто-то из приятелей Гектора Берлиоза сказал:
— После появления Глинки и Гоголя литературномузыкальная Франция перестала смотреть на Россию как на ученицу и младшую сестру.
«Сердитые русские»
Люди злословят обычно не из дурных намерений, а из тщеславия… Люди недалекие обычно осуждают то, что выходит за пределы их кругозора.
В человеческом невежестве весьма утешительно считать все то за вздор, чего не знаешь.
В двадцатых годах XIX века подданные Российской империи Е. Балабин, И. Гагарин, И. Мартынов и П. Пирлинг основали в Париже Славянский музей-библиотеку. В этом просветительском учреждении был открыт русский отдел. В дар музею передавались современные и старинные книги, древние документы, рукописные творения.
Доброе начинание не осталось без внимания. Если французская пресса лишь скромно упомянула об этом событии, то русские, находившиеся в то время в Париже, обсуждали открытие Славянского музея весьма горячо. Одни поддерживали, другие бранили, выискивали всевозможные недостатки в организации музея-библиотеки.
Французы после двадцатых годов XIX столетия стали отмечать, что русские, посещавшие Париж, изменились:
— Где былой восторг?.. Где любование нашей столицей?.. Где романтические вздохи при виде бульваров, улиц, дворцов и парков города?.. Где вздохи при виде очаровательных парижанок?..
— Теперь от визитеров из России, в основном, слышишь брюзжание, недовольство, ехидные замечания и настырные советы, как нам обустроить жизнь…
— Обустраивали бы свое отечество… И чего им дома не сидится, коли так недовольны Парижем?!..
Наверное, в этом французы отчасти были правы. И русские аристократы, и разночинцы, стараясь выпятить себя, пользовались древним, как мир, способом. На хорошие отзывы люди меньше обращают внимание, а вот к ругани прислушиваются.
В июне 1836 года Николай Васильевич Гоголь отправился за границу. Ему хотелось не только посмотреть мир, но отвлечься от недоброжелателей и критиканов. А их у Гоголя, после постановки «Ревизора», оказалось в России не мало.
Актеру Михаилу Щепкину он писал: «Все против меня. Чиновники пожилые и почтенные кричат, что для меня нет ничего святого, когда я дерзнул так говорить о служащих людях. Полицейские против меня, купцы против меня, литераторы против меня…
Теперь я вижу, что значит быть политическим писателем. Малейший признак истины — и против тебя восстают, и не один человек, а целые сословия».
Во время заграничной поездки Николай Васильевич продолжал работу над поэмой «Мертвые души».
Вначале посетив Швейцарию, зиму он провел в Париже. Известный французский писатель и критик Шарль-Огюстен Сен-Бев рассказывал своим приятелям, что Париж не произвел на Гоголя должного впечатления. Видимо, он «не нашел созвучия с нашей столицей».