Под ровные ритмы музыки я слышала, как ускоряется стук моего сердца. Еще никогда в своей жизни мне не приходилось так волноваться. Я попросила кузена простить мне последний обещанный ему танец и проводить отдышаться в сад. Теплый осенний день манил яркими красками. Еще минутка и мне придется вернуться в зал: мазурка приближалась неумолимо. И это вам не кадриль и не вальс. Если где и признавались в любви или делали предложения, то это, конечно, во время мазурки. Хотя вряд ли совершенно незнакомый мне человек станет делать предложение или тем более признаваться в любви, лишь на основании каких-то тайных договоренностей с отцом.
Прямо у входа росли розы в тон моего нового платья, точь в точь как у нас дома. Я наклонилась, чтобы услышать знакомый аромат, но запах сильно отличался и переплетался с запахом других цветов. Незаметно острый шип проткнул шелковую ткань и по белой перчатке стала расползаться крошечное красное пятнышко. В это время оркестр затих, давая гостям осознать, что пришло время сменить партнеров для танцев и подготовиться к следующему. О, Боже! Следующий танец – мазурка! Я беспомощно взглянула на кузена и подхватив подол пышного неудобного платья, как можно грациознее, но довольно быстро побежала в зал. Если я пропущу мазурку, родители ужасно рассердятся. Стараясь улыбаться как можно милее, я пробиралась к тому месту, где видела перед уходом отца и высокого мужчину в белом мундире. Почти успела. В эту минуту дирижер взмахнул палочкой и я присела в реверансе перед мужчиной в мундире:
– Я обещала вам мазурку, простите, что едва не опоздала. Вокруг раздался шепот неодобрения и повисла тишина. Я подняла глаза на Сергея Петровича и в ужасе обнаружила, что это не он, а я стою перед совершенно незнакомым и непредставленным мне высоким мужчиной в таком же белом военном мундире. Пауза затянулась, дирижер словно застыл со своей палочкой. Мужчина лет на семь старше предполагаемого жениха с интересом изучал мое лицо, а потом под нарастающий неодобрительный шепот в зале протянул мне руку и повел в центр зала. Я беспомощно оглянулась и увидела выражение лица отца. За ним стоял Сергей Петрович Топазов. Сердце колотилось так, что я забыла, как танцуют мазурку.
Мой незнакомый партнер с абсолютно непроницаемым лицом, словно высеченным из куска стали, танцевал порывисто и немного резко. Я в отчаянии подняла на него глаза и встретилась с внимательным и умным взглядом серых глаз.
– Простите, – едва слышно произнесла я, подчиняясь ритму танца, в котором он вел, и попыталась улыбнуться, чтобы смягчить свой нелепый и детский поступок.
Его лицо было довольно серьезно и даже неприветливо. Красивые черты загрубели под тяжестью происходящих в его жизни событий. Полковник представился во время танца, хотя это и было верхом неприличия, но вместо того, чтобы расстроиться из-за нелепо нарушенного мною на глазах всего общества этикета, я подумала, что у Андрея Павловича красивое имя и оно очень идет ему.
– Моя оплошность действительно ужасна? По залу стали перешептываться, мне ведь не показалось?
– Не показалось. Причина не только в том, что мы с вами не были представлены друг другу, но скорее всего и в том, что я никогда не танцую. По крайней мере последние десять лет.
– Простите, как неловко. А что случилось десять лет назад?
Он удивленно посмотрел на меня, возможно, не в силах поверить, что я задала такой бестактный вопрос. И я тут же осеклась
– Извините, Андрей Павлович, мне не стоило об этом спрашивать.
Но он невозмутимо и в какой-то задумчивости смотрел мне прямо в лицо:
– Всего лишь небольшое ранение после которого сохранилась небольшая хромота. Чтобы не пугать местное общество я решил, что уместнее отказаться от этого удовольствия и сосредоточиться на более важных делах.
– Но вы превосходно танцуете и в ваших движениях нет изъяна! – наверное я произнесла это слишком поспешно и с особым волнением. Полковник громко и как-то задорно, даже по-мальчишечьи рассмеялся. Я улыбнулась ему.