Узнав о путче в Москве и о смещении Горбачева "по состоянию здоровья", Старовойтова тут же решила создать независимую международную комиссию по обследованию состояния здоровья президента.
Миша Борщевский предоставил ей свой кабинет и телефон. Работа лондонской "штаб-квартиры" по борьбе с путчистами закипела.
Первый звонок был Геннадию Бурбулису, советнику Ельцина. Он поддержал идею создания международной комиссии. Через час Старовойтова уже говорила с Ельциным:
- Чем я могу помочь, находясь в Лондоне?
Ельцин попросил её связаться с прессой, с видными политическими деятелями Запада, разъяснить им ситуацию. В общем, поставил задачу бить тревогу и поднимать на ноги мировое общественное мнение.
Жители Великобритании ещё не понимали, что происходит. По Би-би-си, например, из лондонского аэропорта Хитроу транслировалось интервью только что прилетевшего из Москвы русского бизнесмена:
"Все в порядке. Ничего страшного не произошло. Не волнуйтесь. Экономические связи и торговля между СССР и Великобританией будут процветать. Ну и что, что Янаев президент? Чем он плох?"
ЖЕЛЕЗНАЯ ЛЕДИ
С Ельциным Старовойтова разговаривала в те дни довольно часто. Он не исключал худшего сценария - своего ареста и ареста всех своих сторонников. На этот случай Ельцин предлагал Старовойтовой подумать о создании "организационных структур для работы за рубежом".
Узнав об этой обтекаемой формулировке, я подумал, что речь шла о создании правительства в изгнании, поддерживающего Ельцина.
Сразу же после разговора с Ельциным днем 19 августа Старовойтова позвонила в канцелярию члена парламента Маргарет Тэтчер и попросила о встрече. К тому времени премьером уже был лейборист Джон Мейджор, но авторитет и влияние Тэтчер в мире оставались весьма сильными.
Встреча с Тэтчер проходила в Белгравии, центральном районе Лондона. Во время беседы Старовойтова позвонила по мобильному телефону Ельцину и соединила его с Тэтчер.
Тэтчер выразила президенту России свою полную поддержку и пообещала помочь в создании международной комиссии по обследованию состояния здоровья Горбачева.
Сразу после этого Тэтчер и Старовойтова вместе отправились на Би-би-си, где бывший премьер в прямом эфире зачитала свое жесткое обращение к Правительству СССР и международной общественности. Для слушателей русской службы Би-би-си обращение переводила Старовойтова.
Британские газеты окрестили её в те дни "железной леди России".
Старовойтова рвалась в Москву. В бой. В каждом телефонном разговоре с Ельциным спрашивала, когда она может вернуться, но Ельцин отвечал:
- Вернетесь, когда я об этом попрошу, а пока ведите, пожалуйста, работу там, где вы находитесь. Это очень важно. Свяжитесь с советским посольством, поговорите с послом. Разъясните нашу позицию.
Старовойтова отправилась в посольство СССР в Лондоне. Она потом рассказывала, что посол и многие дипломаты фактически поддержали переворот в Кремле.
- Вас здесь скоро не будет. Вы предали интересы России! Передаю вам мнение Ельцина, - говорила Старовойтова дипломатам. Она могла сказать твердо, по-мужски, потому что занималась мужской профессией.
И действительно, многих струсивших дипломатов-перевертышей освободили от должности вскоре после провала путча.
Среди тех, кто встречался в те дни со Старовойтовой, была и дочь Сталина - Светлана Аллилуева, жившая в Лондоне. Аллилуева почему-то предупреждала Старовойтову о коварстве советских лидеров, в частности Шеварднадзе, расспрашивала о прогнозе на будущее в новом Советском Союзе. Будто бы прощупывала почву для возможного возвращения на родину. Но это только предположения.
Сотни западных журналистов носились в дни путча по улицам Москвы в надежде раздобыть хоть какую-то достоверную информацию о происходящих событиях. В царившей неразберихе трудно было что-либо понять. Я же сидел в Лондоне в одном офисе со Старовойтовой, получавшей информацию из первых рук - от Ельцина.
ПРЕДАТЕЛЬСТВО ПРЕДСЕДАТЕЛЯ
- А знаешь, - говорила мне Старовойтова, - кто был закулисным вдохновителем путчистов? Старый друг Горбачева, Анатолий Лукьянов, председатель Верховного Совета. Мне об этом Ельцин сказал, он точно знает.
К тому времени я ушел из журналистики и занялся бизнесом, но профессия репортера сидела у меня крови. Журналистский зуд не давал покоя, я позвонил в редакцию "Экстра Бладет", где работал до переезда в Лондон:
- У меня эксклюзив. Давайте заголовок: "Лукьянов - теневой лидер путчистов".
- Кто такой Лукьянов? - удивился редактор. - Эта фамилия нигде не фигурирует в связи с путчем. Кто источник информации?
- Печатайте, информация достоверная. Источник - Ельцин.
Мою статью опубликовали - на свой страх и риск. Спустя несколько дней после провала путча о роли Лукьянова писали уже все газеты. Его предательство подтвердил позже и сам Горбачев.
Меня же редактор уговорил бросить бизнес и вернуться в газету в Копенгагене.
Старовойтова рассказывала, как не раз предупреждала Горбачева о возможной попытке переворота. Закрытые встречи руководителей КГБ и военных участились ещё весной, что было признаком подготовки какой-то акции.
- Горбачев был не только плохим психологом, но и человеком, который намного больше опасался демократического движения, чем КГБ и армии. Августовский путч был хорошо отрепетирован и КГБ, и самим Горбачевым - в Прибалтике, особенно в Литве. Все там развивалось по той же модели, что и в августе 1991-го, - делилась со мной Старовойтова.
КВАРТАЛ КРАСНЫХ ФОНАРЕЙ
С тех пор мы подружились. Встречались в разных странах на конференциях, перезванивались. Последний раз я видел Старовойтову в январе 1998-го. Мы сидели у неё дома на "Белорусской", пили её любимый мартини, потом чай с испеченным к моему приходу яблочным пирогом. Она делилась планами на будущее, собиралась баллотироваться в президенты. Победить не надеялась, просто хотела показать людям, что в России есть хоть одна женщина, способная бросить вызов коммунистам. Рассказывала и о своей новой, поздней любви, пришедшей после пятидесяти, подтрунивая над своим возрастом.
С юмором вспоминала, как однажды вместе с супругой Ельцина Наиной Иосифовной, прогуливаясь по Амстердаму, забрела в квартал красных фонарей. Наина Иосифовна, увидев улыбающихся голых девиц в застекленных витринах, смутилась и воскликнула: "Ой, как мне жалко этих бедных девочек!", на что Старовойтова заметила: "А им, наверное, нас жалко".
В тот раз я отдал Галине Васильевне старую фотографию, запечатлевшую их с Ельциным беседу. Этот снимок был ей дорог. "Тогда Ельцин ещё прислушивался к моим советам", - вздохнула она.
ЧЕРТ ЗНАЕТ ЧТО ПРОИСХОДИТ
Вечером после работы 20 ноября 1998 года я сидел в журналистском баре рядом с Королевским театром в Копенгагене. По мобильному телефону позвонил дежурный редактор:
- Рейтер сообщило, что напали на какую-то Старо... не могу выговорить фамилию. Давай назад в редакцию, если что-то серьезное, успеем дать во второй выпуск.
Я все понял. Перезвонил в Лондон Мише Борщевскому:
- Да, я слышал, что на Галю напали. Пока больше ничего не знаю.
Набрал секретный номер - только для родственников и близких друзей мобильного телефона Галины Васильевны, который всегда был при ней. Нет ответа. Позвонил по милицейскому номеру в Питер. Мне сказали, что Старовойтова скончалась...
Ее расстреляли в упор профессиональные киллеры на лестнице того дома на канале Грибоедова, где была её старая квартира. В тот вечер она приехала в Питер на выходные из Москвы. Помню первую официальную, совершенно бесстыдную версию властей, будто убийство связано с коммерческой деятельностью её сына Платона, жившего в Англии. Платона я знаю много лет ещё по Лондону. Он никогда не занимался коммерческой деятельностью, а к моменту убийства вообще искал работу. Власти лгали. Преступникам кто-то помог скрыться: во всем квартале сразу после убийства было отключено электричество. Милицейскую операцию "Перехват" начали спустя шесть часов после убийства, хотя рядом с домом, где было совершено преступление, помещалась казарма ОМОНа. Позже мне говорили, что за ближайшим окружением Старовойтовой велось наружное наблюдение.