Назначение пенсии Сытину совпало с 10-й годовщиной Октябрьской революции, и в честь этого события готовился выпуск книги, посвященной основателям Советского государства, а в составлении ее принял участие старший сын издателя Николай. Но поскольку некоторых видных революционеров Сталин успел заклеймить как врагов народа, то нашлись влиятельные лица, обвинившие Николая в подрывной деятельности, и административным порядком он был сослан в Томск[596].
В 1929 году, рассказывает М. Ямщикова, исполнилось 40 лет ее работы в литературе, и в день юбилея к ней чуть свет пришел Сытин. Он не мог быть у нее на вечернем торжестве и принес в подарок экземпляр «Полвека для книги», а также том из своей серии «Великие реформы». Выпил чашку кофе и с тем ушел, «оставив грустное впечатление падающего колосса». Спустя несколько минут пришла ее домработница и сказала, что повстречала на лестничной площадке Сытина: «Иду это я, а он стоит над пролетом в нижний этаж, держится за перила, смотрит вниз и громко спрашивает: «Как же я тут сойду?.. Лестницы-то нет!» Я даже испугалась. Такой человек и – как дитя неразумное… Ну, конечно, я показала ему, где у нас лестница и вслед еще посмотрела. Но – ничего: пошел как надо, и даже быстренько так, не по-стариковски… А все-таки, не в себе вроде был»[597].
Примерно в ту же пору издателя навестил Мотылькон, некогда служивший у него мальчиком на посылках в петербургском книжном магазине. Увидев Сытина впервые за многие годы, Мотыльков невольно вспомнил его прежнюю кипучую натуру, «Громадный практический ум, огромная его энергия» сделали Сытина «в условиях капиталистического хозяйства крупнейшим «американского типа» предпринимателем». Однако, продолжает Мотыльков, «в послереволюционных условиях» издатель страдал как от «отсутствия полного доверия к И.Д. Сытину как бывшему капиталисту» со стороны новой власти, так и от собственного «неумения приспособиться»[598].
Между тем Сталин предпринял шаги к примирению с Горьким, который, поддавшись на уговоры, совершил летом 1927 года поездку на родину, где его встретили с ликованием. В 1931 году старый союзник Сытина вернулся насовсем, его сделали первым писателем державы и поселили в великолепном московском особняке, неподалеку от квартиры Сытина. Никаких документов, удостоверяющих их взаимоотношения той поры, в нашем распоряжении нет, но Сытин наверняка не оставлял надежды на то, что Горький придет к нему на помощь, замолвит доброе слово за его воспоминания, и тогда Госиздат смягчится и разрешит публикацию[599].
Однако Сытина не собирались прощать, и к 1933 году государственные издательства выпустили целый ряд работ, в которых высмеивался свергнутый капиталист. Помимо той, что принадлежала перу Кугеля, еще три написал бывший рабочий-сытинец Н. Мирецкий, не упускавший малейшего случая изобразить Сытина царским агентом, который ради обогащения эксплуатировал рабочих и читателей[600]. Обвинения такого рода представляли серьезную угрозу для Сытина.
Но последний, смертельный удар нанесли частые болезни, особенно одолевшие «падающего колосса» в последние несколько лет. 23 ноября 1934 года – в год, когда начались сталинские чистки, – он скончался от пневмонии в возрасти восьмидесяти трех лет, и никто публично не почтил памяти некогда могучего предпринимателя, даже Горький[601]. На Введенском кладбище покойного провожали в последний путь близкие друзья, родные и кое-кто из бывших служащих. Речей не произносили.
Глава одиннадцатая ЭПИЛОГ: РУССКИЙ ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬ ИВАН ДМИТРИЕВИЧ СЫТИН
Как свидетельствуют современники Сытина, он был в высшей степени необычным русским. Безусловно, они видели в нем сына своего народа, русского крестьянина, простолюдина. Но при этом считали человеком далеко не заурядным.
Сытин обладал всеми характерными чертами предпринимателя, как определил его Йозеф Шумпетер: человек низкого происхождения, склонный к предприимчивости на грани риска и использующий «новые сочетания средств производства». Успех Сытина в создании издательской империи был обусловлен, во-первых, выпуском его основного товара – дешевых, ярко иллюстрированных изданий для крестьян, во-вторых, хорошей организацией сбыта через целую сеть бродячих торговцев – офеней, и, наконец, применением передовой печатной техники, приобретенной на Западе. Сам он не занимался техническим усовершенствованием печатного дела. Его коньком было издание печатной продукции для крестьян, причем никому ни до, ни после него не удавалось так прочно и безраздельно завладеть именно этим рынком.
596
Коничев «Русский самородок», с. 389-390. Коничев, который отличается исторической точностью, также пишет в своей книге, что примерно в это время одна из белградских газет сообщила об аресте Сытина за незаконные сделки со своей дочерью Евдокией Ивановной, проживавшей в Польше, хотя «Известия» опровергли это сообщение. Михаил Васильевич Сытин приводит рассказ журналиста Михаила Кольцова, который повстречал Сытина на улице и спросил о недавней шумихе в зарубежной печати по поводу его заключения в Бутырки. Сытин будто бы ответил: «Вот сукины дети. Это надо же придумать такую чушь! Да я бил этих брехунов». «Воспоминания старшего внука», с. 3.
597
Ал. Алтаев «Мои старые издатели. Из воспоминаний», «Книга. Исследования и материалы» № 26 (Москва, 1973), с. 179.
599
В первом издании сытинских воспоминаний назван год окончания работы над ними – 1922-й (Сытин «Жизнь для книги», с. 5), однако во втором издании эта дата отсутствует. О надежде Сытина на содействие Горького упоминает Динерштейн в кн. «И.Д. Сытин», с. 242.
600
«Сытинцы в 1905 году. Сборник воспоминаний рабочих Первой Образцовой Типографии (б. Сытина)», ред. Е. Румайло, Н. Мирецкий и Л. Мальков (Москва, 192?); Н. Мирецкий «От Сытина к Первой Образцовой Типографии, 1876-1931», «Борьба классов» № 5 (1932), сс. 74 90; и Н. Мирецкий «Первая Образцовая типография, 1876-1933. Материалы из истории» (Москва, 1933).
601
Ал. Алтаев «Мои старые издатели», с. 179. Горький был по-прежнему в почете, но ко времени кончины Сытина он успел разочароваться в существующем строе, и, судя по имеющимся сведениям, можно предположить, что по крайней мере с 1935 г. Сталин перестал доверять ему. Как представляется теперь, Сталин, возможно, способствовал смерти Горького, наступившей 19 июня 1936 г.