«Заплыв стилем преферанс»
В начале 80-х годов, по какому-то делу приехав в Парголово ― тогда это было дачное место под Ленинградом, теперь оно, понятное дело, располагается возле Петербурга, ― я обнаружил на дощатом заборе объявление: «Набирается группа для коллективного заплыва стилем преферанс». Надо ли говорить, что автор объявления, скучающий дачник, предполагал заниматься отнюдь не плаванием. Я лишь пожалел, что не могу остаться в Парголове и познакомиться с человеком, нашедшим выход из положения ― пуританские законы советской власти наверняка не позволили бы ему искать двух-трёх партнёров для пульки «открытым текстом».
История повторяется. Именно в Третьем Парголове более чем за 100 лет до встреченного мною объявления играл в преферанс критик Скабичевский с поэтом-переводчиком Василием Курочкиным ― о чём есть свидетельство в воспоминаниях Скабичевского. Именами двух преферансистов ― Скабичевского и Панаева ― назвались в «Мастере и Маргарите» кот Бегемот и Фагот-Коровьев, «проникая» в грибоедовский писательский дом, ― да ещё кот назвался именем Скабичевского не просто так ― он назвался именем любителя поглазеть на пожары и в конечном счёте в «Грибоедове» пожар и устроил. А среди первых русских писателей, одержимых преферансобесием в 1840-е годы, после изучения материалов выявились имена Некрасова и Тургенева, Белинского и Фета; драгоценные свидетельства о внезапном возрождении интереса в рядах «спецов» советской «интеллигенции» 1920-х годов оставил Варлам Шаламов, об игре в преферанс уже в брежневском ГУЛАГе рассказал в своих воспоминаниях Владимир Буковский. На прямом шулерстве поймал Некрасов Афанасьева-Чужбинского, Евтушенко Межирова; словом, литературный и артистический материал повалил в количествах, непомерных даже для такого издания, как нынешняя энциклопедия. Поэтому, принимая во внимание тот факт, что 150-летие русского преферанса (1841–1991) Россия отметила свержением советской власти, нами было принято решение ограничиться тремя десятками портретов, притом включив в их число и писателя, презиравшего преферанс как игру, в которой невозможен действительно крупный выигрыш (Достоевский), и писателя-эмигранта, презиравшего его как нечто несерьёзное (Перелешин).
Однако власти приходят и уходят, а преферанс остаётся. Притом, надо отметить это особо, не один, а по меньшей мере четыре, и каждый волен выбирать для себя разновидность по темпераменту, свойствам нервной системы и семейным традициям. Человек с мощной нервной организацией ни за что не променяет «классику», содержащую наибольший элемент риска; любитель распасовок и человек терпеливый выберет медленный «ростов»; тот же, кто воспринимает преферанс как часть отдыха, вряд ли откажется от наиболее распространённой «сочинки» ― и так далее.
В XIX в. такого выбора не было: был либо преферанс, либо… не преферанс. Что именно привело игроков России к нынешним четырём разновидностям ― понятно, с небольшими вариациями ― можно лишь гадать. Факт, по крайней мере то, что для отпочковавшегося от преферанса около 1870 г. «винта» (или «сибирского винта») переворот 1917 г. был началом конца, ― факт исторический. Впрочем, если верить исследователям, винт нашёл своё продолжение в бридже, но это уже совсем, совсем другая история. А преферанс благополучно пережил все русские революции ― и уже в виде одной лишь благодарности за то удовольствие, которое он доставил россиянам за время своего существования, мы помещаем под одной обложкой с галереей портретов основные произведения литературы ― прозы, поэзии, драматургии и эссеистики, ― принадлежащие к первой эпохе игры, пришедшейся на 1843–1856 гг. ― конец царствования государя Николая I.
Трудно сказать, сколько партий в преферанс сыграно с 1841 г., точнее, сколько миллионов партий. Но преемственность поколений проделывает с нами странные шутки: на первом издании «Капитанской дочки» А. С. Пушкина обозначен её цензор ― писатель и переводчик Пётр Корсаков (1790–1844), и его же имя (тоже как цензора) мы находим на первом русском произведении, посвящённом преферансу, ― на «Некоторых великих и полезных истинах об игре в преферанс» (1843 г.), принадлежащем перу А. Я. Кульчицкого, одного из первых русских преферансистов.
Книга эта неплохо читается и теперь. Пережило столетия имя самого Корсакова (он неплохо переводил нидерландских поэтов), одно сгинуло ― цензура. Это единственное, что пропало (и в преферансе, и не только в нём) и о чём не стоит жалеть.