– во-первых, общеславянская [u] из индоевропейских дифтонгов [ŏṷ], [ōṷ] (> [аṷ]), [ěṷ], [ēṷ] (> [ӗṷ]),
– во-вторых, общеславянские носовые дифтонги [oƞ] ([ǫ]) и [еƞ] ([ę]).
Но если мы всё ж таки встречаем подобную параллель, связывающую непонятным образом индоевропейский звук [ū] с русским звуком [u], а не [ы], то это означает более позднее заимствование, – уже в письменный период истории (после образования русской буквы У). Либо остаётся предположить опосредованное заимствование из соседних, как правило, близкородственных языков через ступень преобразования U > OU/EU > У в общеславянский период.
Так, например, образуются в русском языке параллели рыжий – рудый или рыхлый – рухлый – рух. Любой Фома неверующий может перепроверить на примерах современных русских языков: «железная дорога» по-белорусски значит – «Чыгунка», то бишь чугунка.
К сожалению, этимологический словарь Фасмера8 не даёт хронологических меток, а лишь предлагает обзор родственных связей слов:
Черных в своём историко-этимологическом словаре указывает: «Рушить… – в Пов. вр. л. под 6599 г., со знач. “копать”» и «Рухнуть… В словарях – с 1794 г. …Из о.-с. *ruchnǫti. О.-с. корень *ruch-…»9. То есть время не то – лет на 800 убежало вперёд, чтобы брать в рассуждение такие языковые факты, о чём и предупреждали читателя выше.
Когда на горизонте появляется такое слово, как «рух», удовлетворяющее при поверхностном взгляде сразу многим условиям поставленной задачи, то надо поставить его на заметку (непременно!) и в дальнейшем, в соответствующем словообразовательной модели месте исследования, подвергнуть скрупулёзному анализу – развязав узелок, завязанный на память.
_____________________
Русская буква У как послед индоевропейских дифтонгов. Переходим непосредственно к русской букве У – к варианту: общеславянское [u] соответствует индоевропейским дифтонгам [ŏṷ], [ōṷ] (> [аṷ]), [ěṷ], [ēṷ] (> [ӗṷ]) перед согласными и на конце слова, и предположим, что этот общеславянский (не-индоевропейский!) звук [u] скрывается за буквой У [u] в слове «русь»:
«Ср. о.-слав. *ucho, ст.-слав. оухо, др.-русск. оухо – лит. ausis;
о.-слав. *suchъ, ст.-слав. соухъ, др.-русск. соухъ – лит. saũsas»10.
Сюда же, в этот ряд, мы с полным правом можем поместить и общеславянское слово «рух»:
о.-слав. *ruchъ, ст.-слав. роухъ, др.-русск. роухъ – лит. ruošà.
Таким образом, в соответствии с данной словообразовательной моделью, написание слова «русь» должно остаться неизменным, а звучание прежним:
Единственная загвоздка – в живом русском слове, с которым необходимо сравнить словообразующую модель, расчётную, теоретически вычисленную, с тем чтобы проявилось наше реальное первослово… как снимок на фотоплёнке в ванночке с проявителем.
Слово «рух» [rU-chъ] при сравнении со словом [rU-sĭ], кроме совпадения первого слога на письме, критической проверки не выдерживает. И главный порок отнюдь не во втором слоге (к палатализационным формам, берущим начало в более ранних хронологических пластах, мы вернёмся ниже, с тем чтобы до конца разобраться и рассеять всякие сомнения), а на данном этапе сравнения – в акцентных системах обеих парадигм:
рУсь – русИ – рУсью… – здесь видим перенос ударения на акут;
рУхъ – рУха – рУху – рУхом – в рУхе… – а здесь ударение неподвижно во всей парадигме.
А стало быть, звучание слов было различно до половины XII века, и ухо носителей наречий русских того временного пласта уж никак не могло не различать их. Это разные слова – таков предварительный вывод.
Другого приемлемого варианта живого русского слова ни словари, ни древнерусские тексты, ни родная речь не предлагают. И учёный мир не выдвинул реальных кандидатов на место первослова нашего.