Однако… возникает другой вопрос: есть ли вообще доказательства тому, что носовые действительно были когда-нибудь в общевосточнославянском языке? Ответ… может быть только положительным…
Доказательством… внешнего характера является тот факт, что очень ранние заимствования из древнерусского в финские языки тех слов, где когда-то были носовые, сохранили в финских языках сочетания гласного с носовым согласным… Ср.: др.-русск. коудель, ст.-слав. кѫдєль – финск. kuontalo – “пакля”; др.-русск. соудъ, ст.-слав. сѫдъ – финск. suntja – “церковный служащий”, эст. sundima – “принуждать”…
Следовательно, в эпоху заимствования… еще произносились носовые звуки… Если бы слова заимствовались в том произношении, в каком они существуют ныне в русском языке (т. е. без носовых), то в финских языках не могли бы произноситься сочетания гласных с носовым согласным.
Однако более важным фактом является то, что в самом русском языке сохранились следы наличия в прошлом носовых, что проявляется в определённых чередованиях звуков в русской фонетической системе.
Носовые образовывались… из сочетаний “гласный + носовой согласный” в положении перед согласным и на конце слова, т. е. в положении закрытого слога. В положении же перед гласными эти сочетания сохранялись без изменения, так как гласный отходил к предшествующему, а согласный к последующему слогу. Ср. из *zvonkъ – о.-слав. zvǫkъ, но *zvoniti сохраняется также и в о.-слав. zvoniti (ср. старославянские факты възѧти – възимати, сѣмѧ – сѣмєна, плємѧ – плємєна, пѫто – опона и т. д.).
…Таким образом, возникали чередования [у], [а] ([’а]) // “гласный + носовой согласный”. Ср. совр. русск. звук – звонок, начать (из начѧти) – начинать, звякнуть – звенеть, мять – мну (из мьноу) – разминать и т.д.»14.
Итак, исходя из историко-фонетического анализа, слово «Русь», положенное на звукопись, в середине IX века, то есть в то самое время, когда земля прозвалась Русской от варяг, могло звучать не только как
, но и как:
Или же, если использовать в звукописи носовых дифтонгов славянскую транскрипцию, то так: [рǫсĭ], причём я бы не исключал и лёгкой лабиализации первого слога, особенно с учётом понижающей интонации первого слога, в соответствии с законом сингармонизма: [(w)roƞ-sĭ]. А вот написание кириллицей (случись вдруг, пришла бы в города русские вместе с Русью и грамота русская, лет этак за 200 раньше) – должно было бы лечь слово на азбуку в середине IX в. вот так вот:
Рѫсь,
где «ѫ» [oƞ]– это «у» [u].
_______________________
Русь – Ruotsi, как Сумь – Suomi. Вернёмся, однако ж, к той самой теоретической формуле первослова нашего, которую выдвинул Вильгельм Томсен в своём курсе оксфордских лекций и которая, дескать, соответствует триединству места, времени и действия: «звук UO, незнакомый славянам, преобразовался в звук U, точно так же, как SUOMI… в СУМЬ…».
Совершенно непонятно, почему все учёные мужи от лингвистики один за другим поскальзывались на том же ровном месте русской исторической грамматики. Ладно бы, ежели б секрет русской буквы У на самом деле был тайной за семью печатями, которые вот-вот только и посрывали с ворот истины другие учёные мужи. Происхождение русской буквы У из двух независимых друг от друга звукорядных ветвей было известно даже самым первым грамотным людям на Руси.
«…изменение [ǫ] в [у] и [ę] в [а] обусловило то, что в языке восточных славян развились гласные [у] и [а] уже не праславянского, а восточнославянского происхождения. Следовательно, современное русское [у] в словах ухо, сухой и т. п. восходит к праславянскому [u], а в словах зуб, рука и т. п. – к праславянскому [ǫ]; современное русское [а] в словах воля, вся и т. п. восходит к праславянскому [а], а в словах мять, семя и т. п. – к праславянскому [ę]»15.