Шхуна стояла на якоре, против верфи, посередине залива, на пристани никого не было. Сысой взглянул на судно сверху и отправился в крепость. У южных ворот были привязаны оседланная кобылка Марфы и конь, на котором он приехал. Дочь вышла из казармы, сгибаясь под тяжестью седла и потника. Сысой перехватил седло, позвякивая стременами, вышел к лошадям. Со свернутым потником едва ли не вприпрыжку его обогнала Марфа, она будто порхала: все еще стройная и легкая на ноги.
– Красавица! – опять самодовольно пробормотал Сысой. – «Дитё еще! – подумал, со скрытым раскаяньем: – Может зря отдал замуж так рано?!» – Оседлал коня, подал конец поводка вскочившей на затанцевавшую кобылку дочери. – Не беспокойся, милая, я скоро вернусь!
Она, ни слова не спросив о брате, зарысила на юг, к реке, черные волосы трепетали на скаку и океанском ветерке. Сысой, глядя ей вслед, вздохнул. Он тоже не напомнил дочери о сыне и смутно чувствовал какую-то вину.
Правитель был на ногах, одет в дорожный статский мундир, шляпу и сапоги. Возле него суетилась прислуга. Двое молодых служащих со скучающим видом стояли у сундука, обитого жестью, ждали распоряжений. Ротчев оценивающе взглянул на Сысоя:
– Катька, – обернулся к девке, – принеси старый казакин.
Прислужница с признаками беременности в лице и с девичьей косой, переброшенной через плечо, слегка переваливаясь с боку на бок, засеменила к крыльцу. Заметив пристальный взгляд старовояжного, правитель проворчал:
– Агроном соблазнил ко греху. Большая любовь и страсть, видишь ли!
– Красавица, – кивнул ей вслед Сысой и равнодушно спросил: – Что теперь? Женитьба?
– Как можно? – раздраженно ругнулся Ротчев. – Хорошую прислугу и там найти трудно. – Кивнул на закат, в сторону океана. – Княгиня ей вольную не даст, да и сама уйти не захочет: сыта, одета, не урабатывается. А агроном имеет личное дворянство, брат – протоиерей в Петропавловске, в крепостные ради страсти не пойдет. Хорошо, что у нас нет попа, кроме агронома скандалить некому.
Девка вынесла казакин, на ходу расправляя и отряхивая. Сысой накинул его на плечи, крякнул с довольным видом, хотя одежка слегка жала.
– Маловат, но ничего, – отступив на шаг, внимательно осмотрел его Ротчев. – Для мужика сойдет… Двинемся, что ли, с Богом! – перекрестился на деревянный купол пустовавшей церкви.
С крыльца дома осторожно спустилась княгиня, по виду её можно было понять, что она тоже собралась в путешествие. Молодые служащие с двух сторон подняли сундук за кованые ручки, сгибаясь от его тяжести, засеменили следом за правителем конторы и его женой. За ними, с узлом на локте, семенила другая девка княгини, беременную оставили при доме, и повар с кофрами в руках. Последним, налегке, в котовой шапке, рубахе и душегрее, с перекинутым через руку казакином, неспешно шагал Сысой.
Федор со скучающим видом сидел в шлюпке, по лицу видно было, что успел опохмелиться. Костромитинов с пристани бранил его. Ротчев бросил на комиссионера строгий взгляд, но промолчал: суперкарго с «Елены» был не в его власти. Подошел незнакомый приказчик, принес дорожную провизию. Русские служащие, отдуваясь, спустили сундук в шлюпку, затем принесли три кресла. Ротчев усадил жену, сел сам. Прислуга примостилась в стороне так, чтобы быть на глазах княгини. Матросы со шхуны и два россовских креола, подвели лодку к борту шхуны, начальные люди и прислуга перебрались на судно. С него спустили байдару и стали выбирать якорь.
Ветер мешал выходу из бухты. Буксиром, байдарой и шлюпкой, шхуну вывели в море и подняли лодки на палубу. «Елена» схватила ветер парусами, пошла к югу в виду берега. Правитель с женой и Костромитиновым сидели на баке в креслах, смотрели на буруны прибоя, пенившиеся среди камней, прислушивались к веселому журчанию воды за бортом. Только тут у Сысоя появилась возможность поговорить с бывшим правителем конторы.
– Был у тебя на ранчо, – приветливо кивнул ему Костромитинов. – Зять хорошо ведет дела.
– Хозяин! – согласился Сысой, удивившись про себя, что не сказано ни слова о плохом урожае. – А ты какого ляда вернулся? Снова правителем Росса?
Костромитинов терпеливо усмехнулся:
– У меня должность в Ново-Архангельске. Здесь я – представитель главного правителя колониальных владений.
– Купреянова?
– Купреянова сменил Этолин. Он теперь главный.
– Тот самый финн-мореход? – удивился Сысой. – Он же был в малом чине, я ходил с ним на Уруп.
– Выслужил чин капитана второго ранга, поручил мне продать твой Росс.
– Вот ведь, что удумал нерусь?! – возмутился Сысой. – Когда-то был хорошим моряком, а тут на тебе…