Осторожно, стороной, отряд обошел табун и все равно был услышан. Кони приглушенно заржали, опасливо захрапели. Вдали взметнулся огонь костра и высветил маячившего возле него человека. «Ну и караул?!» – насмешливо шепнул Сысой и подумал, что если это испанцы, то они ведут себя крайне неосторожно на ничейной земле Северной Калифорнии.
Алеуты с передовщиком подползли ближе и затаились. При свете заходившей луны, к удивлению своему Сысой разглядел селение. То, что это не лагерь – было очевидно. Часовой походил возле огня, прислушиваясь к звукам ночи, громко зевнул и улегся на одеяло. Костер угасал, сходила с неба, пряталась луна. Ночь стала так черна, что не различалась ладонь вытянутой руки. Теперь вся надежда была на зрение и обоняние эскимосов: ни русские служащие, ни креолы в этом не могли с ними тягаться.
Сысой шепотом сговорился с тойоном, что тот с тремя сородичами пойдет в селение и постарается бесшумно найти пленных, а передовщик с отрядом прикроет их, если они себя обнаружат. Иван со спутниками бесшумно растворился во тьме. Сысой лежал на теплой, не выстывшей земле и смотрел на звезды. Поблизости залегли алеуты. Передовщик чувствовал свой отряд только по запаху и жару тел, оставшихся с ним людей. Для эскимосов и колошей обыденное дело пусть даже под моросящим дождем пролежать без движений ночь, чтобы в нужный миг напасть на врага врасплох. Поэтому приглушенный шорох насторожил всех партовщиков. Потом еще и еще, затем шаги. К отряду приблизились ертаулы-разведчики, подали условный сигнал звуком. Кто-то из партовщиков отозвался.
Тойон приблизил лицо к Сысою, шепнул, что одного пленного выкрали. Все встали и осторожно двинулись к морю. При сумерках рассвета передовщик рассмотрел освобожденного алеута, он ничуть не радовался свободе, был хмур и устал. Это не удивило Сысоя: эскимосы не любили показывать своих чувств при компанейских служащих. Отряд отыскал спрятанные байдары. Поредела чёрная ночь, переходя в сумерки, заалел восток. Восход солнца встретил отряд на половине пути к острову. Брига в виду его не было. Сысой мысленно и вслух не переставал бранить Виншипов. От освобожденного алеута он узнал, что пленили его испанские солдаты из селения, которое обжито давно. То есть, вопреки условиям контракта, Виншипы высадили чуницу в испанских владениях Калифорнии.
Бриг не пришел и через месяц, когда начались проливные дожди, каких не было на Кадьяке и Ситхе. Виншипы, преступив запрет промышлять в Испанской Калифорнии, отправились туда для дозволенного им контрабандного торга, и были либо арестованы властями, либо пропали. Ливень хлестал по крыше землянки с такой силой, что прошивал двойной холст покрытия из сложенной палатки. Сысой выполз наружу, отплевываясь и смахивая мокрые волосы с глаз, покрыл свою жилуху большой байдарой и закрепил ее камнями. Заглянул в свое укрытие, с крыши капало, но уже не текло как прежде.
Прежде чем сбросить с себя мокрую одежду передовщик решил посмотреть, как переживают ненастье партовщики и отправился к их стоянке. Покрытое плавником, палаткой и байдарками русло сухого ручья превратилось едва ли не в реку. По берегам ее, тесно прижавшись друг к другу, покрывшись парками и камлайками из сивучьих кишок, алеуты сидели на корточках и терпеливо пережидали ливень. Вода струями стекала с их плеч, они равнодушно жевали, доедая припас сырой рыбы и мяса. О костре не могло быть и речи, их сердило, что нет чая и табака.
Сысой в начале своей службы захватил времена, когда островные народы сами делали тлевшую смесь для курения. Теперь они и слушать не хотели о самодельном табаке, требовали покупной от бостонцев и Компании. Дождь то утихал настолько, что появлялась возможность развести огонь, то снова усиливался. Мука давно закончилась, Сысой голодал, перебивался тем, что собирал в полосе отлива траву, рыбешек и молюсков, стрелял и варил птиц. Когда голод пронял партовщиков они тоже стали собирать подножный корм и выходить на лов рыбы в ливневые дни.
Вызволенный из плена алеут с угрюмым видом одиноко слонялся по берегу. Сысой допытывался у Кыглая, что с ним, отчего он сторонится сородичей? Тойон долго и непонятно объяснял что-то, чего передовщик понять не мог, кое-как они сошлись на том, что бывшего пленника сглазили. Однажды, во время густого тумана, он исчез вместе с Сысоевой однолючкой и алеуты решили, что их сородич самовольно бежал к испанцам. Идти на его поиски не было желания ни у них, ни у передовщика.