Кусков приказал вывезти на берег женщин с детьми для готовки пищи и легких работ. Партовщики на юрких байдарках разошлись по заливу, гоняясь за бобрами. Ветер не стихал, океан гнал волны, которые в бухте сглаживались. Проливные дожди менялись погожими солнечными деньками, какие были редки на Кадьяке и в диковинку на Ситхе. Прошла неделя, «Николы» не было. Калана добывали далеко от стана и не в том количестве, как партии Швецова и Тараканова.
Василий с Сысоем сложили из камней полуземлянку, выше и просторней оставленных Таракановым, накрыли ее плавником и палаткой. Свободного времени у них не было: партии уходили на промысел с рассветом, а возвращались в сумерках, передовщики привозили сухие дрова и питьевую воду, которой не было рядом со станом. Вдали к северу виднелся лес, но до него было больше двадцати верст ходу. Люди ночевали в тепле и сухости, несколько дней все были счастливы и блаженствовали после перенесенных мучений морского вояжа. Но вскоре Ульяна снова начала беспричинно сердиться при возвращении Сысоя, если вблизи стана появлялись обнаженные местные женщины, иногда даже ругалась:
– Стыда меньше, чем у кадьячек: прикроют передок кожицей с ладонь и трясут титьками. А вы, ишь, заводили зенками, кобели старые!
– Какие же мы старые? – ласково глядя на жену, смеялся Василий. – Едва до трех десятков дожили. А Сыска с самого Кадьяка постится постом истинным, блуда не ведая.
– На колошек с разинутыми ртами и на тех пялился. То я не вижу.
– Среди них много красивых, они хозяйки хорошие, и не ревнивы, – Будто сольцой присыпал Сысой рану раздраженной женщины. – Две-три жены у одного мужика мирно меж собой живут. Кабы не уродовали лиц – лучше жен не сыскать.
– Мало тебе кадьякской вешалки? – взорвалась Ульяна. – Кукушка! Бросила ребенка…
– Оговорившись, опомнилась, виновато взглянула на Федьку. Он уже хорошо говорил и кое-что понимал. Подхватила его на руки: – Никому тебя не отдам! – стала ласкать ребенка.
– Опять Сыску за второго мужа держишь! – добродушно укорил жену Василий и смущенно умолк. Оба друга понимали, что Ульяна – основа дому и подлинная мать детей Сысоя.
– Кобеля мне одного хватает! – огрызнулась она, успокаиваясь, но смутив мужа. Он понимал больше сказанного: первый ребенок умер, второй появился по наказанью божьему, а третьего Бог не давал.
Однажды, не вернулись с промыслов из Большого залива Бодего и пропали с двухлючкой чугач с женой-толмачкой. Сначала Сысой подумал, что они отбились от чуницы и заблудились, отправился на их поиски с партией тойона Кыглая и пятью русскими служащими, оторвав их от работ по ремонту брига: партовщики промышляли каланов и мало помогали в поисках. Но с их помощью Сысой обшарил Большой залив и обнаружил следы беглецов возле устья речки. Судя по следам, двое поволоклись в её верховья и понесли байдарку по суше через гору. Половине партовщиков Сысой велел возвращаться на стан, с остальными и с русскими служащими решил продолжать поиск. Они взвалили на плечи байдарки и пошли за передовщиком. За возвышенностью открылся другой большой залив, который, возможно, испанцы считали своим. В нем было так много калана, что сопровождавшие Сысоя партовщики, забыли, зачем они здесь, стали гоняться за бобрами, добывали их легко и много.
Залив тянулся на север. На другой его стороне, на восходе, виднелся горный хребет. Беглецы могли уйти отсюда невесть куда, искать их все равно, что иглу в стоге сена. Понятно было, что они не заблудились, но ушли намеренно. После Чугацкого залива и Ситхи, здешняя теплая зима, всеобщая сытость от дикой природы, а не от трудов, прельщали остаться навсегда. Но Сысой не мог понять, как решилась на побег женщина племени мивок, люди которого жаловались на испанцев и просили у Кускова защиты от них?
Он пошел на байдарке вдоль берега на юг. На мысу взобрался на возвышенность и на другой стороне залива Сан-Франциско, о котором был наслышан, увидел испанскую крепость. Оставив для прикрытия промышлявших партовщиков и русских спутников, Сысой в одиночку переправился на противоположный берег, скрадываясь, греб возле суши до самой ночи, примечая скопления бобров. Переночевал он без огня, а утром увидел небольшую крепость. Она стояла на выдававшемся в залив холмистом полуострове.